Я чуть ли не подталкивал Ванду, чтобы успеть.
— Хотите что-нибудь выпить? — спросил я.
Была уже почти полночь, когда у меня появился шанс потанцевать с Хестой. Вокруг нее все время был народ. Странно было видеть ее среди людей, зная, какова она наедине. Здесь у нее менялись манеры. Она смеялась, поднимала брови, иначе разговаривала. «И громче», — подумал я.
— Пойдем потанцуем, — сказал я.
Как только я ее обнял, то сразу же понял, что объятия Ванды ничего не значат. Оттого, что я так близко знал Хесту, с ней у меня все выходило идеально. Моя рука привычно обхватила ее талию, подбородок коснулся ее макушки.
— Дорогая, — сказал я и почему-то вздохнул.
— Кажется, ты очень хорошо ладишь с Вандой.
— Она неплоха.
— Во всяком случае, вы так мило болтали и смеялись. Я вас видела. А ты еще притворяешься, будто не любишь вечеринки. Над чем вы смеялись, когда мы оказались рядом во время танца?
— Я не помню, — ответил я.
— Она тебе нравится?
— Не глупи, любимая, — сказал я.
Когда мне не нравилось, что Хеста танцует с Хулио, это было правильно, но казалось глупым, что она возражает против того, чтобы я танцевал с Вандой. Во всяком случае, было скучно обсуждать эту тему.
— Дорогая, — сказал я, — ты помнишь, как мы танцевали весной и ничего не говорили, а потом поймали такси? Помнишь?
— Гм-м, — пробормотала она.
— Это было чудесно, не правда ли? Мне бы хотелось, чтобы то время вернулось и мы оказались там сейчас снова.
Мысль об этом меня взволновала. Я расчувствовался, стал глупым и сентиментальным. Вероятно, я слишком много выпил. Мне хотелось, чтобы мы оказались дома, на улице Шерш-Миди.
— Давай уйдем, — предложил я.
— Нет, мы не можем. Не глупи, — не согласилась она.
— Скоро полночь, дорогая. Мы будем держаться вместе, не так ли? Ты будешь танцевать со мной в двенадцать часов.
— Да, если будут танцевать.
Она машинально хлопала в ладоши, поглядывая через плечо. Оркестр заиграл другую мелодию.
— Тебе не нужно возвращаться, — сказал я, — давай продолжим танцевать.
Мы станцевали еще один танец, но потом она вернулась к столу. Мне так не хотелось ее отпускать! В зале сейчас было на что посмотреть: шапки из бумаги, серпантин и прочая ерунда. Потом погас свет, и сразу возникли суматоха, послышались смех и возбужденные голоса.
— Что происходит? — спросила Ванда, оказавшаяся рядом со мной, и схватила меня за руку.
— Я полагаю, сейчас двенадцать часов, — ответил я.
Нет, она все-таки дура. Я озирался в поисках Хесты, но не видел ее. Потом начали бить часы, а после этого снова зажегся свет и раздались радостные возгласы. Люди пожимали друг другу руки, целовались, оркестр заиграл, и все начали кричать и петь. Все это было очень неестественно. Хеста смеялась и бросала в кого-то серпантин. Кажется, она меня не видела. Мне пришлось встать и пойти танцевать с девушкой в зеленом, с которой я не был знаком.
Мы завтракали. Я сидел в постели, помешивая кофе, а Хеста, свернувшись на краешке, полуодетая, намазывала маслом круассан для меня.
— Думаю, во вторник я поеду в Лондон, — сказал я.
— В самом деле? — спросила она.
— Думаю, да, дорогая. Я хочу уладить это дело, и неизвестно, сколько времени все это займет. Видишь ли, если они решат публиковать книгу, то даже тогда, вероятно, это случится не раньше чем через несколько месяцев. Мне нужно будет попросить аванс.
— Как обстоят дела с нашими финансами?
— Не слишком хорошо. Деньги почти кончились. Того чека хватило больше чем на год, ты же знаешь. Но тебе не о чем беспокоиться.
— У меня, в любом случае, есть свое собственное содержание.
— Да, но мне бы хотелось, чтобы ты пользовалась моими деньгами.
— Еще чашечку, Дик?
— Да, пожалуй. Итак, если я выеду во вторник, то утром в среду могу начать разыскивать издателя моего отца.
— Ты все-таки решил это сделать?
— Думаю, ничего иного не остается. Это противно, но ничего не поделаешь. Иначе никто не станет со мной разговаривать.
— Я не могу поехать с тобой?
— Куда, в Лондон?
— Да.
— О, дорогая, думаю, тебе не стоит. Конечно, я был бы счастлив, если бы ты поехала, но, честное слово, мне лучше пройти через это одному.
— А что я буду делать, когда ты уедешь?
— Это же ненадолго, дорогая. С тобой все будет хорошо — у тебя же есть Ванда и остальные.
— Да…
— Тебе не будет одиноко, не так ли?
— Полагаю, что нет.
— И в любом случае, ты теперь куда-то ходишь.
— Это будет как-то странно.
— Я постараюсь как можно скорее покончить с делами. И только подумай, как чудесно будет, когда я вернусь и скажу, что продал свою книгу.
— Гм-м.
— Я буду ужасно по тебе скучать, но уверен, что тебе ни к чему ехать в Лондон, дорогая. Тебе будет скучно: придется все время слоняться без дела.
— Да.
— Не грусти, дорогая, мы будем вовсю наслаждаться жизнью, когда с этим делом будет покончено.
Поездка в Лондон вызвала во мне волнение. Нужно было купить чемодан и кое-что из вещей. Я давно уже не обращал внимания на то, как выгляжу.
Хеста паковала мои вещи. У нее это не очень-то хорошо получалось, но у меня, вероятно, вышло бы еще хуже.
— Положи рукопись на самое дно, — попросил я, — и проследи, чтобы она не помялась. Я не могу вручить издателю нечто напоминающее туалетную бумагу.
— Я положу на нее твой костюм, — ответила она. — Края не завернутся кверху, если сверху будет костюм. Конечно, тебе нужно будет отдать ее напечатать на машинке.
— Я сделаю это в Лондоне, — сказал я.
— Ты думаешь, тебе понадобятся две пижамы? — спросила она.
— Что? Не знаю. Засунь их туда на всякий случай.
Я не знал, что мне понадобится в Лондоне.
— И все эти галстуки, Дик? — спросила Хеста.
Я лихорадочно рылся в ящике и никак не мог найти запонки.
— О, черт возьми, я ничего не могу найти. Что, дорогая?
— Эти галстуки — ты же никогда не носишь синий?
— Не приставай ко мне с вопросами, любимая, я и так ничего не соображаю. Положи все галстуки, мне все равно. Я могу одолжить твою расческу?
— Да, я могу купить другую.
— О господи! Ты только посмотри на эту туфлю! Каблук совсем сносился. Ты бы могла посмотреть и куда-нибудь отнести.
