Войдя в квартиру, она почувствовала, что соскучилась. Она разделась, прошлась по комнатам и отправилась в кухню варить кофе. Привычное занятие окончательно успокоило ее. Теперь ей стало стыдно за свою недавнюю вспышку. В конце концов, если Андрей и изменится когда-нибудь в лучшую сторону, то уж никак не в результате таких ее выходок. Она искренне жалела, что сорвалась.
Позвонить Андрею? Может быть, сам догадается?
Она все еще предавалась самокопанию, когда раздался звонок в дверь.
Приехал?
Она открыла дверь. И замерла. На пороге стояла рыжая Гелла.
– Можно войти?
Говорят, вампир не может проникнуть в дом без приглашения. Так это или нет, проверить трудно. Во всяком случае, Василиса в ответ на просьбу незваной гостьи растерянно кивнула.
– Да, конечно.
Та шагнула в квартиру. Василиса невольно сделала шаг назад.
– Заходите! – крикнула Гелла.
Следом за ней перед дверью выросли знакомые Василисе физиономии: Носорог и Длинный. Через секунду бесы вломились в прихожую.
* * *
Успенский доехал до дома Василисы далеко не так быстро, как ему хотелось. Все же замороженная нога побаливала, да и двигалась плохо. Хорошо хоть машин на улицах было мало.
Возле подъезда журналистки он сразу заметил ее машину. Значит, приехала и не уезжала. Он быстро, насколько позволяла нога, прошел в подъезд. Казалось, лифт никогда не придет. Так же долго он поднимался на этаж Василисы. И здесь его ждало первое потрясение. Дверь в ее квартиру была приоткрыта. Андрей осторожно приблизился. Он открыл дверь пошире и прислушался. Но изнутри не доносилось ни единого звука.
Он вошел, остановился и снова прислушался. Тишина. Астролог осмотрелся. С первого взгляда было ясно, что в квартире боролись, а потом что-то искали. Василисы в квартире не было.
Успенский опустился на стул и принялся звонить в милицию.
* * *
Когда прокурор–криминалист Филатов пришел рано утром на работу, возле своего кабинета он обнаружил дремавшего на сдвинутых стульях Успенского. Он осторожно потряс астролога за плечо.
– Хватит спать, пошли чаю попьем. Как тебя дежурный пропустил?
Тот протер глаза, зевнул.
– А дежурный что, не человек? Он тоже гороскопами интересуется. К тому же, он знает, что я твой друг. Беда у нас, Петрович. Василису похитили.
Филатов нахмурился.
– В милицию заявил?
– Конечно. Толку-то.
– От меня теперь тоже толку мало, – вздохнул Филатов. – От дела меня отстранили, не сегодня завтра и вовсе на пенсию выгонят. Со всеми вопросами обращайся теперь к молодому Доронину.
Успенский не смог скрыть удивления:
– Неужели подсидел?
Прокурор–криминалист махнул рукой.
– Да где там? Я сам, старый дурак, подставился. Действительно, закусил удила. Понесло. Старею, нервы никуда стали. И что мне дался этот дирижер.
– Режиссер.
– Ну да. Какая, хрен, разница? А насчет подсидел, есть такое дело. Только тут не молодой постарался, а старый. Имеется у меня один дружок–благодетель. В Генеральной прокуратуре служит. Давно за мной следит, слюни пускает, злобу копит. С института еще. И вроде бы это я ему завидовать должен, так нет. Все наоборот. Спит и видит, сука, как бы меня утопить. А на Игоря я не обижаюсь. Не его, так другого бы назначили. Он, по крайней мере, не подлец. С ним работать можно.
Он открыл дверь в кабинет и пропустил Успенского. Тот вошел и сел на стул для посетителей.
Андрей потер ладонями лицо.
– Доронин излагал тебе свою версию убийства?
Филатов занялся неотложным делом – включил чайник и достал из стола жестянку с чаем.
– Про «Офис–банк»? Говорил. Все равно я не верю в эти теории заговоров, – проворчал он. – Ни в заговор масонов, ни в заговор банкиров. По–моему, преступление – всегда конкретная инициатива конкретного лица. Как ты называешь – беса. Человека, инфицированного вирусом зла.
Успенский пожал плечами.
– Одно другому не мешает. В классической трактовке зло не имеет силы. Но оно способно искусить человека и превратить его в беса. Здесь тот самый случай. И я сейчас ищу такого беса. Им, кстати, может оказаться и режиссер Покровский. Или кто-то другой.
Лицо прокурора–криминалиста исказилось, словно от зубной боли.
– А поточнее сказать нельзя?
– Сейчас нельзя. У меня целый ворох неразобранных данных накопился. Надо космограммы составить, поработать с ними. А тут Василису. Значит, ты помочь ничем не можешь?
Чайник щелкнул и прокурор стал наливать кипяток в кружку.
– Я так не говорил. Как только ты уйдешь, я свяжусь с оперативниками, которые занимаются ее розыском, и посмотрю, чем могу помочь.
– А мне что делать?
– Чай не будешь? Тогда поезжай домой и жди. Пока, я так понимаю, у нас нет никакой информации. Возможно, у тебя она появится раньше. С тобой могут связаться похитители или сама Василиса. А насчет похитителей какие-нибудь соображения у тебя имеются?
Андрей только отрицательно покачал головой. И, прихрамывая, вышел.
* * *
Вернувшись к себе, Андрей поставил свой «Сааб» на стоянку и отправился домой. Но перед этим заглянул в магазин на первом этаже и прихватил две бутылки «Белого аиста». Потом подумал и взял третью, чтобы два раза не ходить.
Надо отметить, что период длительного пьянства, случившийся в его жизни после гибели близких, прошел без последствий. Алкоголь не вызвал привыкания и физической зависимости. Но легче от этого ему не становилось. Потому что в этом случае он попадал в не менее сильную психическую зависимость – от собственной депрессии. Это было сродни детскому капризу или затянутой вялой истерике. Но тут он ничего не мог с собой поделать. И, что хуже всего, сейчас с ним не было рядом друзей, способных вытащить его из той пропасти, в которую он собирался сигануть.
«Да, вот такое я дерьмо!» – похоже, это сейчас было его девизом и определяло все дальнейшее поведение. Впору записку на дверь повесить: «Ушел в запой, вернусь не скоро. Прошу не беспокоить».
Он налил коньяк в граненый стакан. Полный, с линзой. Подумал, не закусить ли. Но передумал. Незачем кайф ломать, закуска, как известно, градус крадет.
Сейчас он готов был простить Василисе все ее справедливые и даже несправедливые выпады в свой адрес. Если бы она сейчас была рядом, он бы перестал ломаться, копаться и заниматься прочей ерундой, а взял бы и.
Но ее рядом не было. Он взял полный стакан и поднес ко рту. В голове зашумело от отвращения и презрения к самому себе. То ли еще будет?
«Меня понесло», – мысленно сказал он сам себе в оправдание и тем закрыл тему самоуничижения.
