Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
— Мы вон из тех кустов вышли, как было все обговорено, — рассказывал боец с перевязанной рукой. — Тихо шли, почти крались. Тут кто-то закашлялся, и сразу ракета. Или вначале ракета, а потом кашлять начали.
— Ладно, помолчи, — оборвал я возбужденного словоохотливого бойца. Он был доволен, что легко ранен, «смыл вину» и вернется в свою часть.
А я увидел тело капитана Чеховских. Погибшие штрафники автоматически восстанавливались в прежних званиях и должностях. По крайней мере, его семье будет полагаться офицерская пенсия, за которую мой замкомвзвода заплатил жизнью.
Из рассказа бойцов выяснилось, что двигались двумя группами.
Впереди Иван Чеховских, с ним десяток человек. Остальные шли метрах в пятидесяти. Пулеметчик срезал почти всю головную группу. Я представлял, как это все происходило. Сплошной веер огня — двадцать пуль в секунду. Иван Семенович получил штук семь в грудь и живот, погиб сразу. Вторая группа шарахнулась прочь, хорошо заметная при свете ракет. Еще десятка полтора трупов. Как бежали, так и легли, срезанные на бегу. Среди них — старлей-замполит. Все убиты пулями в спину. Потом башкир Сайфулин, чудом уцелевший из головной группы, швырнул «лимонку» и сумел попасть в окоп. Он лежал в нескольких шагах от пулемета и в одиночку сумел расправиться с расчетом.
— Я еще три гранаты бросил, — докладывал он. — Из окопа куски летели. А раненым нашим я уйти разрешил. Их четверо было. Остальных насмерть убило.
— Молодец, Сайфулин. Напишу представление о досрочном снятии судимости.
— Спасибо, если не врешь, — очень серьезно ответил башкир.
А бойцы дружно заржали. Сейчас они могли смеяться. Чего не смог сделать старлей-замполит, сделал пастух Сайфулин. Если бы не он, все сорок человек здесь бы остались. Для немецкого «машингевера» — несколько минут работы. Может, на этот раз не прицепятся, что замполит погиб от пулеметной очереди в спину. Как вел немец свой МГ-42, так и отпечаталась косая строчка на уровне лопаток Я достал из кармана замполита окровавленные документы, партбилет, отвинтил орден. У Ивана Чеховских никаких документов, кроме копии приговора трибунала, не было. Лишь два залитых кровью письма из дома и фотографии семьи. Прощай, Ваня. Вас всех похоронят позже, где-нибудь на бугре, в братской могиле. А нам надо возвращаться.
Через три часа саперы навели временный мост из толстых бревен, перекрыв шестиметровый провал. Пруд у хуторка обмелел, но вода продолжала идти, затопляя низину. По мелководью бродили мальчишки, ловили корзинами рыбу. Приехала полевая кухня. Малышкин с перевязанными руками (посекло осколками гранаты) ел вместе со мной, Михаилом Злотниковым и старшиной. В компанию взяли еще одного старшину, командира саперов. Каша с мясом, трофейные консервы, водка, шнапс. Погибших унесли на бугор за дамбу, где рыли братскую могилу.
Потери рота понесла большие: восемьдесят человек убитыми и сто шестьдесят ранеными. В строю осталось сто тридцать человек. А когда штрафники воевали малой кровью? Михаил Злотников потерял больше всех бойцов. Не меньше десятка подорвались на минах, многих в упор расстреляли из пулеметов, когда взвод карабкался вверх по склону. И раненые у него были самые тяжелые. Некоторым бойцам, наступившим на мины, разорвало не только ноги, но и мошонки. Один застрелился, как только увидел, что с ним сделала немецкая мина. Возбужденный после боя, невесть как уцелевший Михаил, крепко хватив, начал было рассуждать насчет сделанных ошибок
— Брось, Миша, — оборвал его Малышкин. — Я не господь бог все наперед видеть. Так получилось.
Выпили за упокой души Ивана Чеховских. Капитана Красной Армии, смелого командира и хорошего человека. Отставив пустую кружку, Малышкин кивнул на Андрюшку Усова, пристроившегося с котелком поодаль.
— Две атаки малец пережил. Готовь, Николай, на него представление. Пока суд да дело, глядишь, и война кончится. Одним мужиком на селе больше будет. Так, что ль, Андрюха?
— Неплохо бы, — отозвался восемнадцатилетний боец Усов. — Но я остаться могу. Привык к лейтенанту… и к ребятам тоже.
— Привык! — усмехнулся майор, тоже хорошо выпивший после боя. — Дурак ты. Нельзя к смерти привыкать. Здесь детям не место.
— Я на Сайфулина тоже представление напишу. Если бы не он, вся группа Чеховских накрылась бы.
— Пиши, — равнодушно кивнул Малышкин. — Уже к Берлину подходим, а людей сотнями кладем. Эту сраную дамбу артиллерией можно было очистить. Укрепления плевые. Штук восемь орудий на прямую наводку и снарядов две сотни. А мы людей две сотни с половиной потеряли.
Словно услышав нас, показалась батарея рыжего лейтенанта. Три «студебеккера» тянули противотанковые орудия. Возле нас затормозили. Выскочил комбат, следом водитель:
— Проедем?
— Свободно, — похвалил свою работу старшина-сапер. — Только не гоните.
Угостили комбата и его взводных водкой. Узнав про наши потери, лейтенант поцокал языком и сообщил, что у него разбило прямым попаданием орудие и четверо человек погибли.
— А вон ту 88-миллиметровку, кажись, мы накрыли, — сказал он.
— Ну, хоть одним снарядом надо было в цель попасть, — поддел его Малышкин. — За своих отомстить.
Лейтенант было надулся. Малышкин пихнул его в плечо:
— Не куксись. Выпей лучше. Нормально стрелял. Пулемет еще один разбил… большое дело.
— Снарядов бы, — оправдывался лейтенант. — Считай, без пристрелки били, да еще в темноте. А сейчас вот едем новую позицию занимать.
— Валяйте, — разрешил майор.
Запивая обед кисло-сладким вином, я не знал, что теплый весенний день 12 марта 1945 года станет моим последним днем на войне. Через час меня ранят. В третий раз за полтора года.
На дамбе хозяйничали саперы. Приехала еще целая рота с подъемным краном, танком-бульдозером. Укрепляли мост, по которому прошел гаубичный дивизион, несколько грузовиков с пехотой. Впереди копали укрепления, а гул далекой канонады разносился со всех сторон. Я не знал, но догадывался, что наступление немецких войск пока не остановлено.
Пронеслись два «мессершмитта». Сделали круг над дамбой, хутором и полетели дальше. С помощью саперов мы вырыли братскую могилу. Сносили тела и укладывали в несколько рядов. Потом в небольшом лесу, в паре километров от нас, поднялась стрельба. Какой-то подполковник приказал Малышкину выделить пятьдесят человек. Майор было заспорил, но тот оказался из штаба корпуса, которому мы временно были приданы. Пришлось подчиняться.
Вместе с пехотным взводом и минометчиками нас набили в три «студебеккера», и мы, огибая хутор, понеслись к лесу. Точнее, это была тополевая роща. Возле нее горел немецкий бронетранспортер, второй, пятясь, открыл по нам огонь из крупнокалиберного пулемета. Как я догадывался, это была разведка. Время немцы упустили, и на холме уже закапывали в землю противотанковые пушки и гаубицы. Наверное, фрицы прикидывали возможность удара. Так или иначе, мы рассыпались цепью, охватывая лесок.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
