уже бывало, и не один раз.
Чаще всего, конечно, такое нападение заканчивается бесславной гибелью храбреца, пытающегося заколоть своего врага серпом или обломком косы, но, бывало, что удача улыбалась и таким смельчакам, бьющим в спину.
Всё самое ценное, само собой, упрятали за высоким забором, в кладовых Аскольда, но даже так нам с лихвой хватало, чем поживиться. А уж навыком искать спрятанное добро каждый викинг овладевает сразу после гребли и мордобоя. Взрыхленная земля в углу амбара, разворошенное сено в конюшне, в золе под очагом, в крыше среди соломы, в бочке с двойным дном. Это походило на какую-то игру, горожане прятали, а мы отыскивали, и чаще всего именно мы оставались в выигрыше.
— Наконец-то, знакомая работа, — бормотал Торбьерн, ножом взрезая мешки с крупой в поисках чего-нибудь ценного, пока Хальвдан потрошил сундуки с одеждой.
— Но ты же не забыл, как это делается? — посмеялся я.
Я прохаживался по чьей-то усадьбе, хозяева которой покинули её прежде, чем мы высадились, и по всему было видно, что собирались они в большой спешке. Так что хоть какие-нибудь ценности наверняка должны были остаться. Жили здесь весьма небедные люди, и я понимал, что даже без взятия верхнего города трюмы наших кораблей очень скоро будут набиты добром.
Но и довольствоваться малым никто из нашей армии не желал. Все понимали, раз уж в брошенных предместьях можно набрать столько, что зараз не унести, то и в защищённых кладовых на горе нас ожидает ещё больше богатств.
— Аскольд там небось на золотой куче сидит, пока мы тут с мехами да тканями копошимся, надо поскорее его сковырнуть оттудова, — сказал Хальвдан.
— Как Фафнир, ха-ха-ха! — рассмеялся Торбьерн. — Как дракон на золоте!
— А Хререк, что ли, как Сигурд, должен его убить? — спросил я.
— И в крови искупаться, — хохотнул Торбьерн, заглядывая в очередную крынку.
— Ну это уже перебор, — хмыкнул я.
— Слыхал я про одного хёвдинга, так он печёнки убитых врагов сырыми жрал, — сказал Хальвдан. — Но только сильных, слабых не трогал.
— Дикость какая, — сказал я.
— Это Свен Кровавая Борода? — спросил Торбьерн. — Тоже слыхал, убили его в позапрошлом году. Во Фризии.
— Не помогли ему печёнки, значит, — протянул я.
Мои спутники рассмеялись. Рецепты великой силы, способы сжульничать и получить преимущество над другими, и всё тому подобное искал практически каждый, но до каннибализма опускались редко. В том числе и по этой причине. Гораздо чаще обвешивались амулетами и рунами с головы до ног.
И, после нескольких дней грабежа и насилия в предместьях, которые не прекращались ни днём, ни ночью, армия начала хищно поглядывать на стены. Тем более, что по армии прошёл слух, примерно совпадающий со словами Хальвдана, что нынешний князь киевлян, Аскольд, такой же пришлый варяг, как и мы, сидит там на целой горе золота, посмеиваясь над нашей нерасторопностью.
А такое не прощалось.
Мы могли бы простить Аскольду многое. Ожесточённое сопротивление, ловушки в каждом доме, призыв союзников, ударивших бы нас в тыл в самый неподходящий момент. Но простить ему то, что он сидит на куче денег, не мог никто. И это значило, что исход может быть только один, мы отправимся на штурм верхнего города, вверх по склону горы, туда, где стояли идолы киевлян и обнесённый стенами детинец с укрывшейся там дружиной Аскольда.
И пусть даже Аскольд был того же племени, что и мы, говорил на том же языке и сражался так же, как мы, это не делало его своим. Наоборот. Хререк знал его и раньше, до прибытия в Гардарики, их можно было назвать соседями. А нет ничего слаще, чем вломить соседу.
Глава 26
Осада Киева началась, и наша армия начала готовиться к первому штурму, сколачивая лестницы и собирая новый таран. Все снова были заняты делом, работая не за страх, а за совесть, ведь все понимали, что делают это для себя. По этим лестницам потом нам же и карабкаться, и если хоть одна ступенька будет прибита плохо, полетит с лестницы вся команда.
— Бранд, может, теперь камнемёты соберём? — спросил меня Кьяртан.
— Теперь, думаю, можно, — сказал я, глядя на стены и вершину горы.
Да, здесь как раз не помешают осадные орудия, да и их использованию ничего не мешает, в отличие от Полоцка, здесь мы можем закидывать снаряды по навесной траектории. И даже оставаться безнаказанными.
— Помнишь хоть, как это делается? — спросил я.
— Руки помнят, — усмехнулся Кьяртан.
Не все из тех, кто строил камнемёты в Йорвике, дожили до осады Киева. Но с плотницким топором обращаться умели все до единого, поэтому мы раскатали по брёвнам чью-то баню, собрали из неё раму, натянули верёвки для торсиона, выстругали мелкие детали вроде стопора. Киевляне сильно удивятся, когда в ворота к ним постучится огромный камень.
Наше строительство, само собой, заметили и другие. Повторять не пытались, но любопытство снедало всех, и, когда первый камнемёт был уже почти готов, с инспекцией к нам нагрянул сам Хререк.
— Это вы тут чего мастерите? — спросил он, разглядывая деревянную конструкцию.
Я поздоровался с ним, кивнул Вышате, который маячил за его спиной.
— Это камнемёт, княже, — сказал Кьяртан, не отрываясь от производства.
Он как раз сидел верхом на поперечной балке и прилаживал туда мешок, туго набитый соломой, для амортизации.
Хререк подёргал себя за усы, обошёл орудие по кругу, потрогал натянутый торсион.
— Мы в Йорвике такие строили, саксов били, — сказал я. — Кажется, я рассказывал.
— Да? — протянул князь. — Видно, я позабыл. И далеко бьёт?
— До ворот достанет, а то и дальше, — сказал Кьяртан.
Князь удивлённо покачал головой.
— И что ж вы раньше про них не вспомнили? — спросил он.
—
