увидел фото мальчика. Он знал куда идет и что может там увидеть, и все равно не удержался. На мгновение ему показалось, что под кожей шевельнулись щупальца инородного существа, а потом — только злость. Не пылающий пожар, а холод падающего бетонного блока. На мгновение он действительно захотел убить эту заносчивую сучку. Схватить ее за роскошные волосы, протащить по ступеням и кинуть оголодавшим псам на растерзание, чтобы каждый отчаянный крик служил искуплением страданий, что она причинила. Сейчас, когда пелена злости спала, он чувствовал только досаду, словно совершил что-то недостойное.
Чес фонтанировала раздражающим восторгом. Даже в этом девчонка была абсолютно ненормальной! Как с таким отношением к насилию ее еще не задушил какой-нибудь хахаль? Ах да, ее нельзя убить.
— Я впишу это в свою книгу! Изобразишь чудовище для пары сцен⁈ Пожалуйста!
Это было уже слишком! Развернувшись, Квинт угрюмо рявкнул:
— Успокойся, поехавшая! Я хотел напугать ее до усрачки! Играл роль, твою мать!
Ух, как бесит!
Чес удивленно посмотрела на него:
— Ну не-е-е-т, Квинт, это было настоящее… Какого хрена ты отнекиваешься? Не будь такой целкой!
Он сердито ткнул в нее пальцем:
— Промой глаза с ацетоном, мелкая! Придумала невесть что! Ненормальная! Не зря в «Триппл Оукс» тебя пичкали таблетками!
Чес издала кошачий вопль и кинулась на него с кулаками:
— А ну заткнись, консерва тупая!
Квинт с легкостью оттолкнул ее.
— Уймись, психичка. Я в твои дурацкие игры не играю, поняла? Никого для тебя изображать не собираюсь. Так что закрой рот и делай, что велено.
Чес с яростью раздула ноздри, затем прищурилась. Еще немного, и ощерится иглами, как маленький дикобраз.
— Что велено? Ха-ха! — Она рассмеялась отрывисто и зло, словно гиена. — Не в этой жизни!
Квинт навис над ней, словно грозовая туча:
— Это мы еще посмотрим!
Пожалуй, он и правда перегнул палку. Стоило ему отлучиться в душ, как ее и след простыл. Только что была здесь и пыф! Испарилась.
— Ах, ты ж блядь!
«Сам виноват. Она же чертов ребенок, а ты спровоцировал ее». Эдриан заметался по чердаку в поисках своего допотопного комлинка.
— Ах, ты ж мелкая дрянь… — пробормотал он, водружая корону на голову.
«Чес, твою мать, куда ты сбежала?»
Лишь молчание в ответ. Дрянная, упрямая девчонка… «Прям как ты, — поддакнул ехидный внутренний голос. — Уже забыл, что ты творил раньше?». Отмахнувшись от него, он сделал еще одну попытку связаться с Чес. Снова глухая стена. «Спокойно, мужик. Свяжись с ее корешами. Может, она сбежала к ним».
Тишина.
— Бесполезное дерьмо, — рыкнул Квинт, кинув обруч на диван.
Где она теперь? Все ли с ней хорошо? А если поймают? А если притащит хвост? Или придет с толпой отморозков по его душу? Последнее, пожалуй, его не сильно пугало. Хорнет в наплечной кобуре и припрятанная у дивана пушка подкрепляли его уверенность, но за девочку ему было неспокойно. Она ведь могла вляпаться в неприятности, с ее-то ежовым характером.
«Успокойся, — фыркнул внутренний Квинт. — Ты уже ничего не изменишь. Остается только ждать».
Эдриан решил убить время с непочатой бутылкой джина, прямо из запасов мертвого панка. Упал на диван, хрустнул примерзшей крышкой и окатил горло потоком пламенной горечи. Снежно-огненная лавина рухнула в желудок, взорвавшись там, как Челябинский метеорит. Бум! Волна жара прокатилась по телу, Эдриан выдохнул. Он давно не пил ничего крепче пива. Бухать — это вредная привычка. Пьяные мозги перестают держать тебя в узде. Он покосился на коробку со свежим испарителем. Подумав с пару секунд, распаковал его, капнул в емкость никотиновой жижи и хорошенько затянулся. Рот наполнился смолянистой горечью синтетического табака с пряным холодком мяты.
Вспышки воспоминаний. Разрозненные картинки, как пачки коллекционных карточек с бейсболистами. Он смотрел на суету базара, курил длинную китайскую трубку с маленькой металлической чашечкой и красной ниткой нефритовых бусин. Пальцы перебирали их как четки. Ровно пять штук. На выдохе дым отдавался морозной свежестью ментола, словно глоток воды в холодное зимнее утро. Вокруг пахло специями и жженым сахаром. Наверное, поэтому Эдриан так любил запах ментола. Он напоминал о беззаботном времени. «Нет, какое ж беззаботное?». Квинт тряхнул головой. Звериное время, когда или ты, или тебя…
Сын священника, кем ты стал? Какую Библию ты зубрил в приходской школе, что в итоге вышел на кривую дорожку, средь волков и тех, кто похуже? Всегда есть какая-то черта, отделяющая два состояния. Разум и безумие, жизнь и смерть. Глядя на Чес, он все чаще вспоминал себя, каким был до военки. Сорвавшийся с цепи бешеный пес, которого побаивалась даже местная корейская шпана. У него всегда были при себе нож, ворованный пистолет, моток колючей проволоки и верная курительная трубка, которую он смолил, поставив ногу на поверженного врага. Вечно сбитые костяшки и полное отсутствие тормозов, только сладкое желание нестись, драться, кромсать, не встречая никаких преград. Так он со всего размаха и вписался в лобовуху жизни, когда ограбил очередную заправку для электрокаров, и сидеть бы ему в тюрьме, если бы не дядя, заточивший его в военку. Там из него вылепили человека. Вроде бы. Временами провалов было больше, чем ярких карточек, и ему приходилось самому додумывать свою историю.
Может ли он осуждать Чес? «Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить». Разве он не хмелел от вседозволенности, словно вечно ходил под кайфом? Однако этот зверь остался в прошлом. Он погребен под долгими годами военной академии, войной, а после упала гранитная плита Бюро, окончательно раздавив демона.
Квинт сделал еще одну затяжку, холод ударил в мозг. Он откинул голову на спинку дивана. В голове вдруг послышался ехидный голосок Чес: «А если ты ошибался, Квинт, и демон никогда не умирал? Просто ждал своего часа, ухмыляясь в темноте, и вот теперь он хочет крови, плоти, свободы…». Голос потонул в жаре. Он поднялся по горлу и ударил в голову, сразу после очистительной прохлады ментолового табака. Ох, стой, не пей так много… И словно в насмешку рука сама подняла запотевшую бутылку прямо к губам.
К тому моменту, как магнитный замок на двери открылся с привычным щелчком, Квинт успел выпить полбутылки джина и даже порядком протрезветь. Он тут же вскинулся с дивана, положив руку на рукоять Хорнета. На пороге стояла Чес. Одна, но пьяная в говно. Квинт ощущал запах спирта, хотя их разделяло не меньше пяти футов. Куртка надета как попало, на коже капельки, влажные волосы. То ли попала под дождь, то ли танцевала,
