21
Пауэрскорт привел в пример свое девятилетней давности расследование загадочного убийства принца Эдди, старшего сына принца Уэльского. Коснулся своей роли в крушении заговора, угрожавшего обрушить всю банковскую систему Британии в дни «алмазного» юбилея королевы Виктории[56]. Упомянул результат исполнения лично порученных ему премьер-министром заданий в Южной Африке. Затем он коротко и ясно рассказал о комптонских убийствах. Приведя выразительные факты, предупредил относительно того, что готовится на Пасху, как именно власти собора собираются отпраздновать тысячелетнюю годовщину христианства в Комптоне. Письмо, он чувствовал, получилось. Дело, надо надеться, движется к завершению. Из открытого окна слышалось, как в саду Джонни Фицджеральд и Энн Герберт, которая привела погулять по усадебному парку своих сынишек, наперебой обсуждают птичьи повадки.
Леди Люси кляла себя за глупость. Ну как она могла? Почему не прислушалась к словам Фрэнсиса? Опертые на мощные столбы средневековые норманнские своды нависали очень низко. Рослым мужчинам здесь пришлось бы нагибать голову. Леди Люси осторожно обошла свою темницу. Стены на ощупь холодные и влажные. Вспомнилось, что рабочие нашли тут рукопись монаха, чью хронику дней накануне Реформации частями еженедельно публикует «Графтон Меркюри». Что-то тихо скреблось в углу. Должно быть, мыши. Или крысы. Пахло густой плесенью, медленным вековым гниением внутри глубокого каменного мешка.
Фрэнсис все время опасается, что убийца нанесет новый удар. Темнота не особенно пугала леди Люси. Ребенком, играя в прятки, бегая по закоулкам угрюмых шотландских замков, она искала себе укромные убежища в самых дальних, самых темных помещениях. Хотя и туда все-таки через дверные щели пробивался свет из узких коридоров со стоящими вдоль стен рыцарями в старинных ржавых доспехах. А здесь такой мрак, что и поднесенной к лицу руки не видно. Угрожающе надвинулись образы недавних жертв: бедняга, сожженный на вертеле, и другой, обезглавленный и четвертованный, разбросанный по всей округе. Она содрогнулась. Представились долгие одинокие блуждания Фрэнсиса в запертом сумрачном соборе… Сердце сдавило ужасом, на глаза навернулись слезы. Сжавшись у подножия тесаного каменного столба, леди Люси начала молиться.
«Отче наш, Сущий на небесах! — странно и необычно зазвучал под сводами подземелья ее голос, — да святится имя Твое…»
В половине восьмого Пауэрскорт закончил письмо. Он трижды неторопливо перечел его. Потом положил в стопку приготовленных к отправке утренней почтой тех вариантов послания, которые адресовались архиепископу и главному судье графства. Епископу Эксетера он решил написать завтра, на свежую голову. И, только проходя через гостиную, чтобы присоединиться к Джонни и гуляющим в саду гостям, Пауэрскорт заметил на столе записку Люси. Он развернул ее и тут же громовым голосом крикнул:
— Маккена! Маккена!
Вбежал дворецкий, впервые услышав сорвавшийся с губ Пауэрскорта крик.
— Вы знаете, зачем леди Пауэрскорт срочно отправилась в Комптон?
— Нет, лорд. Я знаю лишь, что ей было письмо. Оно пришло примерно в половине пятого.
— Кто от кого его принес? — Глаза детектива грозно сверлили дворецкого.
— Неизвестно, лорд. Никто не видел. На конверте стояло «Ферфилд-парк. Для леди Пауэрскорт» и все. Писал, видно, ребенок.
«Или кто-то, старавшийся изобразить почерк ребенка», — мрачно сказал себе Пауэрскорт.
— И она сразу уехала?
— Да, лорд. Уехала верхом, примерно без четверти пять.
— Спасибо, Маккена. Попросите кучера отвезти домой миссис Герберт с ее детьми. И пусть кучер затем останется там, ждет на дворе позади собора.
Пауэрскорт поспешно прошел в сад. Энн и Джонни скорбно взирали на останки птенчика, павшего жертвой здешней кошки. Джонни предлагал похоронить птенца под деревьями. Сынишки Энн грустно кивали. Им никогда еще не приходилось присутствовать на погребении.
— Миссис Герберт, — даже сейчас Пауэрскорт сохранил безупречность своих манер, — когда вы сочтете удобным, кучер доставит вас домой. Джонни, нам надо ехать. Люси в опасности.
«Воссияй во тьме, Господи Всемилостивый, приди и защити нас от зла, от всякой пагубы ночной…», — шептала леди Люси. Этот молитвенный призыв вечерни, столько раз слышанный на хорах, прямо над этой подземной темницей, немного утешил ее. Обрывки молитв путались в голове. Она молила Спасителя о ниспослании благодати и отворении путей славы праведной, о ниспослании славы праведной и отворении благодати. Ничего, Христос, которому самому довелось изведать одиночество в долине смертной печали, поймет ее мольбы. Вдруг стоявшую в склепе мертвую тишину нарушил какой-то шум. Леди Люси прислушалась: нет, ничего похожего на отголосок человеческих речей, скрипа колес, птичьего щебета в церковном дворе или пения певчих. Толстые могучие стены крипты XI века надежно хранили вечный покой души. Неужели и ей суждено тут упокоиться? Затрепетав, леди Люси прижалась к центральному столбу. Шум нарастал — шипящий, журчащий, бурлящий… Уши леди Люси различили, а ноги почувствовали, что это. Крипту заливала вода. Не бурным потоком, а ручейком, медленно и неотвратимо заполнявшим подземную камеру. Леди Люси ощупью стала искать ступени. Вода прибывала. Платье уже намокло. Чудовище, заманившее ее в ловушку, решило утопить свою жертву, и, если никто не придет на помощь, она погибнет. Охватила горчайшая тоска. Оливия и Томас будут навзрыд оплакивать умершую, навек покинувшую их мамочку. Фрэнсис будет крепиться. Когда-нибудь, наверное, он снова женится. Похоже, и со второй женой ему не очень повезло. Первая погибла в волнах Ирландского моря, вторая захлебнется в склепе Комптонского собора.
