что она снова переступит порог клуба, близки к нулю.
Мы с Эмерсоном идем через зал. Все комнаты заняты. Я невольно улыбаюсь, вспомнив, как Мия сравнила зал для вуайеристов с музеем, и, посмотрев теперь ее глазами, понимаю: она права. Это действительно музей, где любуются искусством. Внезапно почувствовав на плече чью-то руку, я оборачиваюсь и вижу жену Хантера Изабель, которая обнимает меня за шею.
– Я так рада тебя видеть, – шепчет она. – Классно выглядишь!
Она восхищенно скользит взглядом по моему костюму, черному бархатному пиджаку с монограммой от Тома Форда, который я выбрал специально для этого случая.
– Спасибо, – бормочу я, сконфуженно улыбаясь ей.
Эта потрясающая рыжеволосая женщина – самый добрый человек на всей планете. Она скромная и щедрая. Порой я задаюсь невольным вопросом, как она согласилась разделить жизнь с таким сквернословом, как Хантер.
Он легок на помине и в следующее мгновение уже стоит рядом с ней и с напряженной улыбкой пожимает мне руку.
– Рад тебя видеть, – говорит Хантер, и это максимум эмоций, на который он способен.
– Вы пойдете к главной сцене? – спрашивает Изабель, сложив руки вместе.
– Главной сцене? – переспрашиваю я.
– Да, она там такая красивая.
– Кто? – спрашиваю я, но Эмерсон хватает меня за плечо и уводит. – О чем это Изабель?
Мы проходим по коридору к главному залу, где на сцене устроена одна комната. Черная на черном. На круглом возвышении стоит огромная кровать, а со стены свисает целая гроздь наручников. Просто и стильно, и я вспоминаю, что дизайн придумала Мия.
– Не сердись на меня, – тихо говорит Эмерсон.
– За что? – спрашиваю я, чувствуя, как кровь отливает от лица.
– Помнишь, я сказал, что Мии сегодня не будет?
В этот момент гаснет свет, все вокруг погружается почти в кромешную тьму, а музыка, наоборот, становится громче, заглушая звуки наполненного сексом клуба. На сцене загорается небольшой прожектор. Миг спустя входит она, и ее жемчужно-белые волосы мерцают легким блеском. Моя челюсть едва не падает на пол.
Стиснув зубы, я смотрю на Эмерсона. Он отводит глаза в сторону и быстро отвечает:
– Я соврал.
– Какого хе… – бормочу я, но Мия ловит мой взгляд.
В развевающемся белом шелке, накинутом на плечи, и буквально ни в чем другом, она выглядит воздушной и ангелоподобной. Утратив дар речи, я наблюдаю, как она грациозно скользит по сцене, как ее тело движется в такт музыке.
Мия чувственно заползает на кровать, и та начинает медленно вращаться. Подняв с постели широкую ленту из черного шелка, она завязывает себе глаза.
Она, по сути, манипулирует толпой. Мне тотчас вспоминается девушка на сцене в баре, под музыку крутившая попкой во время своего ужасного караоке, но это нечто другое. Мия буквально источает сексуальность. Скажу честно: я сражен наповал и не могу оторвать от нее глаз.
Я на миг отвожу взгляд в сторону и вижу, что Эмерсон тоже уставился на нее. Я бью его кулаком по плечу, но он лишь смеется и поднимает руки вверх.
– Я ухожу, – шепчет он, – но ты должен остаться.
С этими словами он ныряет в толпу и выходит из зала. Я остаюсь наедине с Мией и примерно тридцатью другими людьми. Она тем временем гладит себя, чувственно крутит соски, дразня зрителей, и у меня текут слюнки.
Потом она перекатывается на колени, кровать продолжает вращаться, и мы все, затаив дыхание, ждем того зрелища, ради которого здесь и стоим. Вращая бедрами, Мия проводит длинными тонкими пальцами по своей промежности.
И тут я взрываюсь. Как в ту ночь в коридоре, когда я застал ее в комнате и ощутил неодолимое желание овладеть ею. Мой член тоже этого хочет.
Не заботясь о том, что люди смотрят на меня, выбегаю на сцену. Более того, я даже не вижу их, когда забираюсь на кровать позади нее. Мия вскрикивает и напрягается. Я поднимаю ее, срываю с ее лица повязку и заставляю посмотреть себе в глаза.
– Что ты делаешь? – ошарашенно спрашивает она с дрожью в голосе.
– Напоминаю тебе, чья ты.
Мои руки гладят ее груди. Я приближаю рот Мии к своему и крепко целую. Она пару секунд отвечает, ее губы мягко тают под моими. Но в конце концов она отталкивает меня.
– Нет, – шепчет она, – я все еще злюсь на тебя.
Она как ужаленная вскакивает с кровати и убегает со сцены. Я успеваю помешать Мии: загородив ей путь к бегству, я не даю ей уйти. Замечаю, как она косится на зрителей, но мне на них наплевать. Я вижу только ее.
– Я хочу загладить свою вину, – говорю я, поднимая ее подбородок и приближая лицо к себе, но Мия вырывается.
А когда пытается обойти меня, я вновь останавливаю ее. Затем, положив руки ей на бедра, опускаюсь на колени. Глядя на Мию снизу вверх, я касаюсь ее тела. Руки медленно скользят по ее талии и вниз по бедрам, следом снова поднимаются вверх. Касаюсь пальцами нежной кожи в том месте, где соприкасаются ее ноги, и Мия дрожит.
– Пожалуйста, котенок, – шепчу я. – Давай я покажу тебе, как сожалею.
Мои пальцы задевают ее мокрое влагалище. Мия медленно вздыхает и закрывает глаза. Не сводя взгляда с ее лица, я поглаживаю клитор и наблюдаю за реакцией Мии.
– Здесь? – спрашивает она с хриплым стоном.
– Да, здесь.
Я прижимаюсь губами к ее животу, пробуя сладость кожи, опускаю лицо ниже и проникаю языком в жаркую тугую дырочку. Она хватает меня за голову и прижимается ко мне.
– Гаррет, подожди, – умоляет Мия.
Я с великой неохотой отрываю рот и смотрю на нее.
– Да, котенок?
Уголки ее губ приподнимаются в лукавой улыбке.
– Встань.
Я выполняю приказ Мии и поднимаюсь на ноги.
– Раздевайся.
Не сводя с нее глаз, я снимаю пиджак и бросаю его на кровать, сбрасываю рубашку, а Мия расстегивает пряжку на моем ремне. От ее прикосновения член дергается, я снимаю ботинки, а она стягивает с меня брюки.
Я смутно ощущаю взгляды присутствующих, но заставляю себя не думать о них. Сосредоточившись на Мии, я снимаю боксеры. Они соскальзывают вниз по моим ногам. Почувствовав свободу, мой твердый член гордо поднимает голову.
Я тянусь к Мии, но она крепко сжимает мои запястья и останавливает меня. Я наклоняю голову набок, ожидая, что она объяснит, почему я не могу ее трогать.
– Ты хочешь загладить вину передо мной?
– Конечно, хочу, – отвечаю я.
Мягким прикосновением она подталкивает меня назад, пока я не упираюсь спиной в черную стену в задней части платформы. Ей приходится встать