я и решил прощупать.
— Думал, Коровьева никому не превзойти, а ты — смог!
Усыпленный похвалой и желающий добраться до вершины Олимпа, парень топал рядом со мной, улыбаясь миру. Мы шли последними, тренеры уже были в раздевалках. Поскольку из обрывков желаний ничего выяснить не удалось, я перешел к конкретике:
— Вообще странно, что Коровьев так плохо сегодня играет, да?
Парень сбился с шага, споткнулся и ответил чужим голосом:
— У тоже меня случаются такие… гм… периоды. Ну, тупняки.
Сосредоточившись на его желаниях, я сделал вид, что мне совершенно неинтересен ответ. А хотел он одного: чтобы я не догадался про какой-то «Баклосан»!
Что за «Баклосан»? Препарат, который Евгеньев добавляет в еду конкурентов? Во дурак! Или это допинг, который принимает Роман?
— И у меня бывает, — сказал я то, что он хотел услышать. — Башка словно ватой набита, каждое движение — боль.
Мы разошлись по разным раздевалкам.
На хлопок двери обернулся Карпин и воскликнул:
— Вратарей разбор полетов не касается, да? Можно и опоздать…
Я метнулся к своему шкафчику, достал телефон и под неодобрительное молчание команды залез в Комсеть, вбил в поиске «Баклосан». Оказалось, это миорелаксант.
— Я не понял, Нерушимый! — повысил голос тренер, но я проигнорировал его, быстренько прочитал побочные эффекты: мышечная слабость, апатия… Есть!
Значит, все-таки я прав: Евгеньев устраняет конкурентов на место в национальной сборной. Вот же гаденыш!
— Валерий Георгиевич, можно на два слова? — вскинул голову я. — Срочно и важно.
Лицо Карпина вытянулось, он должен был меня отчитать, но мой тон сказал больше, чем слова, Валерий Георгиевич извинился перед командой, и мы вышли в коридор.
— Что за срочность? — спросил он с издевкой. — Стадион заминирован?
— Евгеньев добавил «Баклосан» в еду или питье Зобнина и Коровьева. Это миорелаксант, который вызывает заторможенность. Вот почему мы так круто сегодня играем. И непонятно, кому еще он его добавлял, чтобы красиво смотреться на фоне вялых защитников или нападающих.
Карпин вскинул брови, потер подбородок.
— Откуда информация? Это точно?
С одной стороны, ему хотелось, чтобы «его парни» хорошо проявились, с другой — ситуация требовала срочного вмешательства, с третьей — а вдруг я ошибся?
— У тебя есть доказательства? Это серьезное обвинение.
— Нет, — качнул головой я. — Доказательств нет. Но у «Титана» была такая врачиха, подтравливала нас. И проследите за последними играми: рядом с Евгеньевым все тупят: и Зобнин, и Коровьев, и Топчи, а он на их фоне стабилен, как ритм пульса.
Карпин кивнул.
— Надо будет у ребят кровь взять на наличие этого препарата. Интересно, противоядие есть?
Я пожал плечами.
— Это к медикам.
Карпин задумался, решая, что делать — доигрывать или поднимать тревогу.
— Вряд ли дозировка причинит серьезный вред здоровью парней. Поднимем шум — спугнем Евгеньева. Вдруг ему кто-то помогает?
— И то верно. Значит, играем.
Благодаря диверсии Евгеньева, это была одна из шикарнейших игр моей команды, ведь противник играл, считай, в меньшинстве. Закончили мы 4:0.
Довольные парни, приняв душ, побежали в столовую, а мы с Карпиным остались, переглянулись.
— Сами рискнем, или поднимем шум? — спросил я и тут же ответил: — Есть риск, что мы не найдем препарат, это была последняя доза, а упаковку он выбросил. Ну и есть ноль один процент, что я ошибся, и мы подведем парня под монастырь.
— Сами рискнем, — кивнул он. — Уж очень совпадения странные. Потому Тихонову я ничего и не сказал.
Глава 2.8
Пытка неизвестностью
В столовой мы с Валерием Георгиевичем приблизились к столику, куда усаживался Рома Евгеньев, приторно-вежливый, улыбчивый до тошноты — и как раньше не чувствовалась фальшь этой улыбки? За пазухой-то у парня — камень!
— Рома, — проговорил Карпин вроде как весело, — можно тебя на пару слов?
Евгеньев поначалу ничего не заподозрил, подумал, что его снова будут хвалить и распушил хвост.
— Конечно!
— Давай отойдем. — Я кивнул на выход.
Вот теперь он напрягся, его глазки забегали, но улыбка осталась такой же открытой и обезоруживающей.
— А что такое?
— Есть вопросы личного характера, — сказал Валерий Георгиевич. — Ничего страшного, не бойся, боец!
Роман пошел с нами, пожимая плечами — ну не упираться же рогом, не пойду, мол.
— Кто у тебя в семье медик? — спросил я на ходу.
— Никого, — ответил он.
Мы отошли от столовой к беседке для курения, и я сказал:
— Короче, давай так. Ты оказываешься от своей позиции в поле и едешь домой, твое место достается тому, кто его честно заработал, а мы никому не расскажем про препарат, который ты подсыпал или подлил парням.
Рома открыл и захлопнул рот, лицо его пошло красными пятнами. Мгновенно сориентировавшись, он заорал:
— Вы меня шантажируете! Ничего у вас не получится! Кому мне отдать место? Топчи, да? Хрена ему!
Он специально орал, чтобы все, кто проходил мимо, слышали и видели: это мы злодеи, наехали на бедного юного таланта! Больше всего в жизни он хотел, чтобы нас наказали, ведь он надежно спрятал ампулы, никто не найдет их под стелькой кроссовка.
На крик уже спешил Непомнящий — бодро так бежал, словно ему восемнадцать, а не восемьдесят.
— Ой, дурак, — покачал головой я. — Хана твоей карьере.
Сделав несчастный вид, Евгеньев шагнул к Непомнящему и пожаловался:
— Они хотят вынудить меня уехать домой! Шантажируют! Заставляют признаться в том, чего я не делал!
Валерий Кузьмич опешил, удивленно посмотрел на Карпина, на меня.
— У нас есть все основания полагать, что Роман Евгеньев добавлял какой-то препарат в еду других защитников, с которыми играл…
— Вранье! — чуть ли не плакал горе-отравитель.
— … чтобы выгодно выглядеть на их фоне, — закончил Карпин. — Если просмотрите матчи, заметите неадекватную игру Коровьева, Зобнина, Топчи и других. А если сегодня взять кровь у Коровьева и Зобнина, мы увидим, что за препарат.
— Это правда? — судя по голосу, главный тренер больше расстроился, чем разозлился.
— Нет! — воскликнул Роман.
— Можно пройти к нему в номер и поискать улики, — предложил я. — Или сам сознаешься, не будешь усугублять?
— Чистосердечное признание, говорят, сокращает срок, — поддержал меня Карпин, не уверенный, что он все делает правильно. — Идем, как раз двое понятых есть.
— Ладно!
