о чем мы говорим, то, я полагаю, это, главным образом, тому, что нам рассказывается о деяниях святых во имя веры, потому что мы не все то видели, о чем нами написано, но что-то нам свидетельствовалось различными рассказами, что-то говорилось заслуживающими доверия авторами, а что-то мы и сами видели, своими собственными глазами. Но плохо то, что люди, чей неверный ум не желает верить тому, что написано, более того, не желает принять того, что доказано, презрительно считают сомнительным даже то, что видели сами. У них нет и того малого благоразумия, которое было у апостола Фомы, говорившего: “Аще не вижу (…) не иму веры” (Ин. 20, 25). Как только увидел Фома, сразу же поверил. И: “Блажени не видевшии и веровавше” (Ин. 20, 29).
Но, как мы сказали, есть много таких, которые не только не верят тому, что сами видели, но и высмеивают это. Поэтому, намереваясь написать о добродетелях, мужестве, величии души, святости святителя Никиты, епископа Трира, я ожидаю критики со стороны некоторых, кто скажет мне: “Ты, который молод, как можешь знать о деяниях старцев? Как ты узнал об этом? То, о чем ты написал, нельзя считать ничем иными, как фантазиями, приходящими на ум твой”.
Поэтому мне необходимо сообщить имя автора, от кого узнал я все то, что расскажу, чтобы посрамить желающих исказить правду. Да знают они, что о делах, о которых я поведаю теперь, рассказал мне блаженный Аредий,[84] аббат Лиможский, чадо самого святителя Никиты, воспитанный и введенный им в церковный мир. И не думаю, что он мог ошибаться, поскольку в то время, когда он рассказывал мне это, Господь через него возвращал зрение слепым, парализованным — способность двигаться, а одержимым, изгоняя из них бесов, возвращал разум. Нельзя поверить в то, что он мог пожелать быть окутанным облаками лжи — он, кого Господь так часто защищал от обыкновенных дождевых облаков, что ни единая из падающих капель не касалась его в то время, когда окружающие промокали до нитки.
Короче говоря, сомневаться в таком очевидце означает не доверять благодеяниям Божиим. Вышеупомянутый нами Священник так говорил о Епископе, о котором у нас сегодня пойдет речь: “Истинно, брат мой возлюбленный, что многое о святителе Никите узнал я из свидетельств добрых людей, но больше видел сам, своими собственными глазами или узнал от него самого, хотя понудить его рассказать это было весьма непросто. И даже, хотя в простоте он рассказал нечто о том, что Господь изволил сотворить через него, он столь далек был от того, чтобы исполниться от этого тщеславием, но рассказывал мне с сокрушением и слезами на глазах, приговаривая: “Я для того, возлюбленное чадо мое, решился рассказать тебе это, чтобы, живя в невинности сердца, ты о подобном размышлял. Ибо никто не будет знать, как подняться до вершин добродетелей Господних, пока он не будет “неповиненъ рукама, и чистъ сердцемъ”, как поет в песне своей Давид (Пс. 23, 4)”. Поговорив так со мной, начал он свой рассказ”.
1. Святителю Никите от самого рождения было предопределено церковное служение. Действительно, едва он родился, голова его была еще без волос, как это бывает у новорожденных, но красивый ободок волос окружал темечко так, как это бывает у священников. Видев это, родители его воспитывали с величайшим тщанием, обучили письму и прочили ему место аббата монастыря.
И в монастыре явил он такую верность Господу, что, когда старый аббат преставился, он стал его преемником. Исполняя свои обязанности, он так усердно наставлял и исправлял братию, что не только понуждал их воздерживаться от дурных дел, но не разрешил никому грешить и словом, говоря: “Возлюбленные, мы должны избегать любых шуток и пустых слов, ибо точно так же, как должны мы предстать совершенно чистыми пред Господом плотью своей, так и уста наши должны открываться лишь для славословия Бога, ибо три рифа есть, на которых человек может сесть на мель: когда он думает, когда он говорит и когда он действует. Возлюбленные, избегайте вольности, зла и самих плохих поступков”. Так он давал эти и многие другие наставления братии своей, чтобы соделать их чистыми и угодными Господу.
Его очень любил и почитал король Теодорик, ибо он часто обличал Короля в грехах и проступках, стараясь совершенствовать его обличениями. И потому, когда преставился епископ города Трира, Король призвал на кафедру Никиту. В этом отношении согласие народа и указ Короля были единодушны, и почтенные особы, самые знатные, повели его к Королю для поставления в епископа. Когда на закате солнца они прибыли к городу и приготовились разбить лагерь для отдыха, то поспешили распрягать своих коней и пустить их на поля бедняков, где росла пшеница. Увидев это, блаженный Никита, охваченный состраданием, сказал: “Быстро гоните коней из полей бедных людей; иначе лишу я вас причастия”. Люди стали с негодованием говорить ему: “Что ты говоришь? Ты не вступил еще в управление епархией, а уже угрожаешь лишением?” Он отвечал: “Истинно вам говорю, Король вызвал меня из монастыря моего, чтобы возложить на меня ношу эту; конечно, исполнится воля Господня, а не Короля о мне”. Потом он быстро пошел и изгнал лошадей с посевов, а позже был препровожден в город, окруженный восхищением тех людей.
И в сердце своем, и в деяниях боялся он только Господа, не выказывая лицеприятия пред сильными мира сего. Однажды, сидя в кресле епископском и слушая чтения, он почувствовал непонятно что на своей шее. Попытался два-три раза стряхнуть рукой то, что так сильно давило. Повернул голову вправо-влево, ошутил приятный аромат и понял, что это груз епископской ноши.
2. С того времени, как стал он епископом, так сурово относился ко всем, кто нарушал заповеди Божии, что через глашатая объявлял о приближении смерти. Думаю, мне следует сказать кое-что об этом, чтобы утвердить обличения духовные для наставления мирян или для исправления жизни королей.
По смерти короля Теодорика во владение королевством вступил его сын Теодеберт, и совершил он много неправедного, за что Епископ часто сурово обличал его — и в тех случаях, когда нарушителем являлся сам Король, и тогда, когда пренебрегал наказанием тех, кто совершал беззакония. Однажды Король вошел в церковь в сопровождении тех людей, которые были отлучены Епископом. После того, как, согласно древнему канону, были прочитаны положенные тексты и возложены Дары на алтарь, Епископ сказал: “Празднование литургии сегодня здесь не будет закончено, пока не изыдут из церкви отлученные мною”. Король попробовал было возразить, но
