так не поступит, – уже вроде бы твердо заявил Волк. – Подобное – уровень какой-нибудь безбашенной русалки или дикаря-лешего, а они тут не игроки… А что ты там насчет лекарства для Варвары Максимовны говорил – придумаем что-нибудь!
– Ну, допустим… – все еще не слишком уверенно протянул юноша.
– Кстати, те полотенце и гребешок ты сберег? – спросил тут Серый. – Без хорошей погони в таком веселом деле точно не обойдется!
– Потратил, когда Машу к Кащею везли, – развел руками Иван. – Но у меня есть этот… Прокати-камень!
– Может, Неперекати-камешек? – уточнил Волк.
– Ну, да.
– Покажи, – велел Серый.
– Сейчас… – сделал юноша шаг мимо собеседника. – Пойдем, что ли, все в гостиную, – предложил затем. – А то застряли на проходе…
– Идем, – кивнул Волк. – Вижу, выдержанный, – одобрил он через четверть минуты продемонстрированный Иваном волшебный камень. – Не то, что давешний бабкин недозрелый гребешок! Сгодится, в общем!
– Так что у тебя за план? – деловито спросил юноша, усаживаясь на диванчик.
Рядом с ним тут же пристроилась Оля. Серый развалился в кресле.
– Ну, слушай, – усмехнулся он. – Золотая клетка, в которой Кащей держит Жар-Птицу, находится, понятно, в Москва-Сити, у него под боком. Но не в той башне, что ныне занимает мэрия – в одной из соседних. Посторонним в здание попасть непросто – даже нечисти. Но так удачно сложилось, что я там вроде как не чужой: двумя этажами выше Кащеевых апартаментов у меня имеется квартирка – скромненькая, квадратов на двести. В счет долга взял у одного смертного, больше у него ничего мало-мальски интересного не было. Иногда забегаю туда повыть на луну, с верхотуры она больше кажется… Ну да не суть! А план-капкан, значит, у нас вырисовывается следующий…
Глава тридцатая
Иван
Остаток этого дня и почти весь следующий Серый зарезервировал на подготовку к операции. Юноша в этих предварительных мероприятиях оказался задействован лишь в самом их начале, да и то косвенно: когда Волк и впрямь позвал бывшую статую прогуляться за гаражи, проверить ее стенобитные навыки, Иван отправился с ними за компанию.
Испытаниями Олиных каменных кулаков Серый остался чрезвычайно доволен и не преминул девушку похвалить, чем вызвал у той бурный прилив эйфории – домой подопечная Ивана возвращалась сияющая, разве что не вприпрыжку. На радостях, правда, прозевала приближение очередного приступа – окаменела вообще без единой точки опоры, буквально в полете, и на подходе к подъезду беспомощно клюнула носом в газон, спугнув оттуда шумную стайку воробьев. Хорошо еще чужой никто не видел!
Пыл бывшей статуи это досадное происшествие несколько охладило, и с отъездом Волка она вела себя уже тихо и сосредоточенно. Много времени посвятила дыхательным упражнениям (Серый, к слову, их всецело одобрил), обновляя рекорд за рекордом. Увы, несмотря на несомненные успехи, стабильности Оле по-прежнему не хватало: иной раз теперь она могла чуть ли не полчаса провести живчиком, а в другой, потеряв концентрацию, ей и двух минут не получалось продержаться.
При этом чаще всего ранние срывы у девушки случались по каким-то внешним причинам: резкий звук вдруг с улицы долетит или Иван ненароком брякнет что-нибудь выбивающее из колеи – и даже не обязательно упрекнет за что-то, точно так же временами срабатывала и похвала.
Но как бы там ни было, Волк полагал, что непреодолимой проблемой для их смелого плана Олины приступы не станут, так что старался не слишком переживать по этому поводу и юноша.
Свободное время они с подопечной коротали за беседой. Интересно бывшей статуе было абсолютно все, любую новую информацию она впитывала, как губка воду – только и оставалось вспомнить слова Соловья о порожнем сосуде! Иван потихоньку посвящал собеседницу в реалии современной московской жизни, ну и, разумеется, рассказал ей то немногое, что успел узнать о мире нечисти – о Яге, о Кащее, о Птице Сирин и, конечно же, о Жар-Птице. Маше Оля ужасно сочувствовала и попросту считала минутки до момента, когда можно будет наконец отправиться той на выручку. Тяготился бездельем ожидания и сам юноша, но виду старался не показывать.
Серый заехал за ними поздним вечером – можно даже сказать, уже ночью – на невзрачной каршеринговой малолитражке.
– Та самая, что ли? – удивился выбору Волка Иван.
– Нет, просто такая же, – пояснил напарник. – А что? Мне в тот раз понравилась! – пожал плечами он. – Не байк мой, конечно, ну так ничто не мой байк, кроме моего байка! А эта – шустренькая, неприметная… Самое то!
– А дурной приметы не боишься? – прищурился юноша, помятуя о плачевном исходе предыдущего заезда.
– Приметы? – насмешливо хмыкнул Серый. – Скажешь тоже! Мы, нечисть, находимся по другую сторону людских суеверий, привыкай!
Что ж, логично, наверное…
На заднем сиденье машины, где Волк велел разместиться Ивану с Олей, их уже ждал еще один пассажир – своего рода. По самой середке велюрового диванчика сидела, вытянув вперед точеные пластиковые ножки, златовласая кукла типа Барби.
– Ой! – расплылась при ее виде в восторженной улыбке подопечная. – А можно мне ее подержать?
– Подержи, – разрешил Серый.
Девушка аккуратно взяла игрушку и, кажется, начала ту тихонечко баюкать на руках – чем потом и занималась всю дорогу, с двумя или тремя неизбежными перерывами на очередные приступы.
Что касается Ивана, то его кукла в автомобиле ничуть не удивила – была та, понятно, непростая и отводилась ей в разработанном Волком плане особая, немаловажная роль. Сыграть которую Барби подошло время минут через сорок пять, когда малолитражка наконец подкатила к сверкавшему в ночи огнями Москва-Сити.
– За шлагбаум не поеду – там нас, если что, легко смогут заблокировать, – проговорил Серый, свернув с набережной на муниципальную парковку и теперь зорко высматривая на ней свободное местечко. – Встану где-нибудь тут… Так, давайте, кормите уже куколку! – приподняв водительский подлокотник, Волк выудил из-под него пузатую баночку детского яблочного пюре с крошечной пластмассовой ложечкой и, не глядя, протянул их назад.
