Едва путники встали с травы, как выяснилась причина взвинченности кошек и загадочного буйства вьючных животных. Послышался отдаленный рев, земля затряслась под ногами, задрожала, точно желе из гуайявы. Всех сбило с ног, опрокинуло навзничь, а кошки полезли к людям на руки, цепляясь, ища спасения. Две тысячи человек упали на колени и, раскачиваясь в ужасе и дрожи земной, хором принялись каяться; отцу Гарсиа пришлось выслушать сразу всех и скопом отпустить грехи под аккомпанемент грохота и бормотанья. Гарсиа высчитал, что времени землетрясения как раз хватило на две «Аве Мария» и одну «Tota Pulchra Est».[53]
Все закончилось негромкой отрыжкой и урчанием в земных кишках; люди, не переставая креститься и призывать ангелов с духами, поднимались на непослушные ноги. Оглядевшись, люди увидели, что бывшие их жилища погрузились в мерцающее, взвихренное море сверкающего серебра – это солнечный свет вспыхивал на завесе белой пыли, поднятой содроганиями земли. Изгнанники не подозревали, что их дома под пылью целехоньки. Путники запричитали, охваченные страхом и завороженные красотой искрящегося моря, что покрыло равнину. Долго стояли они, глядя на плавно оседающий пыльный океан, и вдруг опять услышали нарастающий гул. Примерно в километре от них, над долиной, которую они миновали, громадная, в сотню метров высотой водяная стена рванулась в расселину между горами, вздыбилась огромной дугой, обрушилась на джунгли, ломая деревья, как спички, а затем, круша все на своем пути, метнулась к Муле; поднимая водяную пыль, волна двигалась с величественной богоподобной неумолимостью и рокотала, точно стадо исполинских быков, увлеченных необъяснимым доисторическим сражением.
Онемевшая толпа смотрела, как мощный пенистый поток искрящейся воды бесконечно ныряет между горами. Равнина превратилась в невыразительное мутное море, сверкающее до самого горизонта. Постепенно волна ослабела и часа через два превратилась в водопад, низвергавшийся в озеро.
Почти без слов изгнанники разбили лагерь. Опустился вечер, а люди, в утешение тиская кошек, бродили по лагерю, обнимались и просили друг у друга прошения за прежние обиды и зло. Старые друзья пожимали руки, а те, кто раньше и словом не обмолвился, делились сокровенным. Подобное творится не от страха, просто вдруг становится ясно: в мире все быстротечно, все, в конечном счете, – случайное стечение обстоятельств, которые внезапно могут ввергнуть человеческую жизнь в хаос. Люди вдруг осознают, как они беззащитны, и это оставляет незаживающие раны в душах, что прежде никогда не ощущали своей ничтожности и беспомощности, и открывает, как ценно все преходящее и земное. Пред столь мощной силой, пред равнодушным бессердечием, бездумным и неодолимым разрушением, с абсолютной ясностью понимаешь, что чувствует муравей, когда его муравейник топчет нога беспечного человека.
Военные грузовики уже ехали по быстро прибывающей воде. Колонна остановилась, и генерал-майор пограничной стражи влез на крышу грузовика, чтобы оценить обстановку.
– Я такое уже видел, – сказал он. – Подземные толчки что-то растрясли в горах, и вот вам результат. Придется разворачиваться.
Машины поелозили в вязкой грязи, с огромным трудом развернулись и двинулись к Вальедупару; вода остановилась в пятидесяти километрах от города и постепенно спала.
Власти не стали объявлять чрезвычайного положения и не устроили спасательных работ. С точки зрения правительства, стихия справедливо погребла и предала забвению мятежников.
На вершине холма Педро спросил Аурелио:
– А что с Кармен? Неужто затопило?
– Нет, – ответил Аурелио. – Мы живем на возвышенности, вон там, по ту сторону. Туда вода не дошла. Кармен думает, что погиб я, но вот вернусь, и она увидит, что я не погиб.
Педро смотрел на огромное озеро, такое безмятежное в лунном свете, и почесывал за ухом кошку, что терлась мордочкой о его щеку.
– Повезло, что мы там не оказались.
– Повезло, что я был с вами и прислушался к животным, – раздраженно заметил Аурелио.
К ним подошел Хосе и молча постоял рядом.
– Плакали мои денежки, – сказал он через некоторое время. – Подумать только, заплатил дону Рамону за пристойные похороны и три поминальные службы!
– Не горюй! – ответил Педро. – Думаю, отец Гарсиа обслужит тебя бесплатно, так что получишь ты и похороны, и три панихиды на всю сумму и по полной программе.
Хосе покивал, вникая в логику охотника.
– Но все же, – прибавил Педро, – больше будет проку, если скормить тебя моим собакам. Ты как насчет этого, приятель?
33. Экономическое чудо и парк «Инкарама»
Порой в сравнительно бессильных и нищих странах вдруг появляются великие провидцы, что разочарованы и оскорблены краткостью человеческой жизни и стремятся к звездам от себя лично и от имени своего народа. Они словно кричат с горных вершин: «Взгляните, как могущественны наши мечты! Узрите рождение Величия!» Бывает, рождаются сразу два таких человека, и тогда миру остается лишь трепетать. В нашем случае этими двумя оказались министр экономики, доктор Хорхе Бадахос и столичный мэр Рауль Буэнаноче; деятельность их, пускай напрямую и не связанная, шла на удивление параллельно.
В то время у Президента только-только появились поводы для оптимизма насчет экономической ситуации в стране. Городские террористы чудесным образом исчезли; до Президента доходили слухи, что их тайно истребили военные, но Президент был доволен, что открытые им мосты не взлетают на воздух на следующий же день, а перебои в энергоснабжении вызываются не взрывами, а старой доброй некомпетентностью. Его радовало также, что во время недавней всеобщей забастовки необъяснимо пропали многие профсоюзные лидеры; их преемники скромнее требовали повысить заработную плату в возмещение инфляции, достигшей двухсот процентов. Президент благословил аресты сотен забастовщиков за нарушение общественного порядка, а генерал Рамирес любезно предоставил большое количество солдат в штатском, которые внедрялись в отряды забастовщиков и подстрекали к насилию. При малейшем поводе являлись полицейские с дубинками и водяными пушками, пускали рвотный газ, и забастовщики немилосердно блевали, а их тем временем вымачивали до нитки водой и лупили дубинками по головам. Рабочие, познав на собственном опыте, каково лежать в мерзкой луже рвоты, когда тебя нещадно молотят, по понятным причинам, стали терпимее воспринимать неуклонное падение уровня жизни, и порядок в промышленности был более или менее восстановлен.
Партизаны в горах и джунглях не доставляли Президенту особых хлопот. По стране он не ездил и не собирался; его совершенно не трогало, чем там заняты грязные неграмотные крестьяне, коль скоро они не приближаются к столице. С теми же, кто приезжал в город и обустраивался в трущобах по окраинам, он расправлялся, приказывая полиции сжигать картонные лачуги, грузить крестьян в грузовики, вывозить и вышвыривать где-нибудь подальше.
Появилась возможность развивать экономику, и Президент поручил доктору Бадахосу совершить чудо. Тот руководил Государственной нефтяной компанией и председательствовал в Совете свободной торговли. У него имелись широкие связи в международной банковской системе, он закончил Итон, был снобом и англофилом. Докторскую степень по экономике он защитил в Гарварде, стал абсолютным приверженцем фридманской теории монетаризма[54]и верил, что в атмосфере конкуренции рыночные силы стабилизируют цены и инфляцию.
