– Ее медицинские программы тоже свернут? – Гладков увидел, что они практически пришли – у входа в здание уже вытянулся караул.
Заметил и монарх, останавливаясь с намереньем довершить приватный разговор:
– Кое в чем ей придется поступиться. Пока. Сейчас ученые светила к ее новаторствам особенно пессимистичны, так что на этой стадии дискредитировать некоторые преждевременные труды весьма легко… надеюсь, погубив интерес к исследованиям и других медикусов. И тут дело не только в моих личных интересах и интересах царского рода. Грядет мировая война. Давать в руки противнику медицинские знания, которые на порядки сократят его потери среди раненых в военных госпиталях, мы не имеем права! – и резко оборвал, дав понять, что тема исчерпана, повернулся, направляясь в здание штаба.
Гладков чуть замешкался, изумившись очередным «ого!», подумав, глядя на прямую фигуру в военной шинели, которой лихо откозыряли бравые караульные:
«А мы, оказывается, умеем быть практично жестокими!»
Всегда честно считавший «последнего Романова на троне» не просто мягким, а едва ли не мямлей, профукавшим Империю, Алфеич вдруг понял, что… вот лично он, каперанг некогда Краснознаменного флота, чуть прихвативший штабным полковником ублюдочные ельцинские времена, ни разу не послал своих подчиненных на смерть. Как и ни разу не отдавал приказа – убивать. Ну, вот не довелось…
«В отличие от этого, несомненно, трагичного в истории России человека. Которому придется еще не раз…»
* * *
После того как пути «Ямала» и «Арктической эскадры» разошлись, возможность дальней связи с Рожественским, естественно, была утеряна. Сам управляющий Морскими делами империи Федор Карлович Авелан теперь мог бы перебраться в свой кабинет – в министерство на Сенатской, оттуда и отслеживать развитие событий на Дальнем Востоке. Однако предпочел остаться на новом месте, в основном удерживаемый «невыездными» из Села «ямаловскими» материалами по перспективам развития флота, поскольку по долгу службы занимался еще и этими вопросами.
– Ранее Стессель докладывал, – сухо начал Авелан, – что противник, обстреливая город и окружающие морские бассейны со стоящими в них нашими судами, досель вел огонь 120-миллиметровыми орудиями. Огонь перекидной – потому неточный и неприцельный. В том числе на японской стороне было замечено аэростатное оборудование, подобное тому, что было установлено нами в Порт-Артуре вкупе с мощной станцией беспроводного телеграфа «Телефункен». Но очевидно, что узкоглазые суетятся не для передачи дальних эфирных сообщений – это все делается для управления огнем с закрытых позиций. И все бы ничего, учитывая случайность накрытий и терпимость попаданий. Да только есть сведенья от нашего агента в Мозампо, что японцам помогают германские специалисты, так как сами басурмане не очень ладят с этим сложным воздухоплавательным оборудованием.
– Германские? Ну, братец Вилли… – зло пробормотал Николай. Вроде бы тихо, однако все услышали.
– В контрбатарейной борьбе, – продолжил Авелан, – эти меры позволили противнику частично подавить нашу мортирную батарею № 13, переброшенную с Золотой горы – с морского направления на сухо путное.
Еще Стессель жалуется, что возвращение на корабли моряков, временно списанных на береговые укрепления Порт-Артура, не замедлило сказаться на обороне крепости в худшую сторону.
Ко всему удачное наступление Гриппенберга и Линевича с Ляоляна не оттянуло японские войска от крепости, как ожидалось, а наоборот – противник только усилил нажим. И даже в этом случае «желтых» удавалось сдерживать…
Управляющий Морским министерством сделал короткую паузу, посуровев лицом, выкладывая поверх своих бумаг новый лист:
– Ночью пришла срочная шифротелеграмма, следом более подробное донесение! Японцы неожиданным штурмом взяли доминирующую высоту – гору Высокая. Не буду говорить, в какую цену это им стало, но все попытки отбить позицию не увенчались успехом. Теперь огонь 120-мм орудий становится прицельным, ситуация вышла к опасному пределу и на судах уже есть повреждения. Плюс японцы начали срочную передислокацию 11-дюймовых осадных мортир, а это и вовсе чревато! Мы попросту совершенно бездарным образом можем потерять боеспособность кораблей до подхода отряда Рожественского.
– Что предпринимает контр-адмирал Витгефт? – помолчав, спросил император. – Какие соображения для выправления сей беды есть у вас, Федор Карлович?
– Часть кораблей перебазирована на внешний рейд. Это временно вывело суда из-под тяжелого обстрела. Тем не менее, это ненадолго – японские орудия достреливают, к сожалению, и туда. Я же думаю – вывод эскадры в море в самый скорейший срок является мерой в высшей степени желательной.
– В море! – Решимость Николая вдруг потухла. – Прорываться во Владивосток? Но тогда Рожественский, подойдя к Артуру, окажется со своими тремя кораблями против всего флота Того. Даже с учетом, что Витгефту удастся как-то повредить суда противника, мы будто подставляем врагу наши эскадры по частям. Неприемлемо! Но каковы вообще ожидаемые сроки подхода Рожественского?
– Если исходить из последних сообщений международной прессы о «бесчинствах русских рейдеров на восточных коммуникациях Японии», а кроме Зиновия Петровича там больше некому быть… и ежели не произойдет каких-либо непредвиденных задержек – Рожественскому еще надобно не меньше пары суток, чтобы его отряд вышел на оперативный простор Желтого моря.
Федор Карлович лишь на секунды призадумался, тут же отыскав самое простое и приемлемое решение для установления контакта «Арктической эскадры» с Порт-Артуром:
– Во всяком случае, Витгефт может выслать «Новик» навстречу с предупреждением, что Тихоокеанская эскадра покинула артурскую гавань. На то имеем две оговоренные точки рандеву.
– Простите, – подал голос Гладков, – а есть точная информация по повреждениям артурских кораблей от артобстрела, наряду с общей боеготовностью?
– По боеготовности, в частности, штатному комплектованию орудиями, уже докладывалось ранее – все мелкие калибры свезены на сухопутный фронт. «Средние» же, что были сняты в пользу армии, по возможности возвращены на корабли. На боевых судах удалено все лишнее, горюче-огнеопасное… дополнительно заблиндированы боевые рубки, установлены щиты у открытых орудий. Эскадра уже приняла уголь, воду и прочее снабжение на дальний маршрут – Витгефт был предупрежден о скором выходе и соединении с Рожественским. Теперь по потерям от осадной артиллерии. Данные неполные, но в общем, – Авелан прибегнул к помощи конспекта, – до двадцати попаданий непосредственно по кораблям, не меньше десятка близких накрытий. Это пока малым, то бишь средним калибрам! «Ретвизан» получил пробоину – принял 500 тонн воды. Есть внешние повреждения, а также людские потери на других кораблях. Пострадал сам командующий, Вильгельм Карлович получил легкое ранение при попадании снаряда в боевую рубку флагманского броненосца «Цесаревич». И опять не повезло крейсеру «Баян»… собственно, Витгефт разумно решил вывести корабли в бухту Белого Волка, что недоступна для вражеского обстрела с суши, однако посланные на разведку «Баян» и канонерская лодка «Отважный» обнаружили, что бассейн бухты просто кишит минами. На отходе крейсер наскочил на мину, заполучив пробоину по правому борту. Затоплены угольные ямы, кочегарки. Корабль с потерей нормального хода в море выйти уже не в состоянии.
