из больничного окна.
Первая мысль по возвращении в реальность — как же там Снежана? Не привиделось ли мне? Я правда застрелил этого ублюдка?
Я готов еще триста пуль в него всадить, чтобы он больше никогда и близко к ней не подошел.
— Снежана… — тихо хриплю.
И вдруг понимаю — со мной рядом теплое, нежное тело. Ее тело!
Ну да, она здесь. Вот ее кудрявая макушка, вот милое лицо. А под одеялом все то, что я так люблю трогать.
Она здесь, со мной.
— Снежаночка, милая, как ты тут? — тихо шепчу, покрывая поцелуями ее макушку. — Неудобно, наверное… Ехала бы домой нормально отдохнуть. Зачем же ты провела здесь ночь?
Она сразу просыпается, будто бы немного обижается даже:
— А не надо было?
Только тут понимаю, какую чушь я сказал.
— Очень надо, — откровенно признаюсь. — Если бы сейчас тебя не увидел, поседел бы, наверное.
— И я, — шепчет она. — Я ни на минуту не хочу с тобой расставаться.
Мне так безумно приятно это слышать, что я готов растечься лужей.
Меня мгновенно топит от переизбытка чувств.
— Давай поженимся, а? — сразу предлагаю, давно надо было предложить. — Не откладывая, пригласим выездного регистратора и из больницы выйдем уже женатые. Я очень хочу на тебе жениться. Что скажешь?
— Я согласна, — отвечает она с улыбкой.
Я слышу это и одновременно не верю. Это точно не глюк? Мне не показалось?
— Ты сейчас серьезно? Не шутишь? Вправду согласна?
— Какие уж тут шутки? — шепчет она. — Я всю жизнь хочу быть с тобой…
Эх, недаром люди говорят — не было бы счастья, да несчастье помогло.
Вот и у нас со Снежаной так. Несчастий хапнули по самую макушку, пришло время счастья.
Я жизнь положу, но обеспечу Снежане такое счастье, какое она захочет.
Эпилог. Точки над «i»
Барсег
Я смотрю на свою физиономию в зеркале ванной комнаты, что находится при больничной палате.
Тихо ужасаюсь.
Красавец, ни дать ни взять. И вот таким мне жениться!
Правую сторону лица все еще покрывают коросты, вызванные остаточными явлениями после жутчайшего приступа аллергии. К тому же я опять потерял в весе, как было в прошлый раз, потому что меня посадили на строжайшую диету.
Снежана привезла мне костюм в темно-серую полоску, который на мне теперь мешковато сидит.
В общем, жених.
Успокаивает лишь то, что этим утром Снежана меня уже видела, как и вечером до того, и днем до того.
Я в больнице уже несколько дней, и она приходит ежедневно, проводит со мной много часов. Значит, не испугается такого меня на свадьбе, верно? Ведь уже видела разным, даже опухшим, как воздушный шар. И не прекратила любить…
Ведь по итогу, когда встречаешь своего человека, ты в первую очередь смотришь в душу. Она мою видит, я ее — тоже, а оболочка не так уж важна.
Моя помощница все организовала, у нас будет выездная регистрация. Нам разрешили провести скромную церемонию в местном кафетерии. А нескромной нам и не надо.
Мы со Снежаной сошлись во мнении, что никаких пышных торжеств не хотим. Мы просто желаем стать мужем и женой, ничего более. Нам для счастья достаточно друг друга. Ну еще мне бы окончательно поправиться, и все будет вообще зашибись.
Из гостей будет одна Аня, сестра Снежаны, и больше никого. Я не пригласил ни одного своего родственника. Хватит, навиделись с ними на помолвке.
Как только выпустят из больницы, мы с ней сразу улетаем в свадебное путешествие. Подальше от суетной столицы, поближе к романтике и приключениям.
Я завязываю галстук, поправляю его. Он делает мой вид хоть немного презентабельным. А то будет как-то нечестно. Невеста-красавица, и я… Почти огр.
Я выхожу в палату и будто налетаю на невидимую стеклянную стену. Останавливаюсь как вкопанный, потому что в дверном проеме стоят родители. Которых я, понятное дело, тоже не звал.
— Мама, — тихо говорю.
Как много значения в этом слове.
Я безумно рад и не рад ее видеть…
Понимаю, я — взрослый мужик, и все правильно сделал той роковой ночью. Но, выстрелив в горло Вагана, чтобы спасти Снежану, я навсегда останусь для матери убийцей брата, ее драгоценного сына. Разве одного этого недостаточно, чтобы больше никогда не желать меня видеть? И она не желала, вплоть до сегодняшнего дня.
Она даже по телефону со мной не говорила.
Отец звонил мне и не единожды, справлялся о самочувствии, узнавал, как дела. Мы долго говорили о Вагане, я высказал свои догадки касательно того, что он — банальный социопат. Что каждый раз, когда он проявлял к нам «искренние» чувства, только и делал, что притворялся. Он ведь был не в состоянии сопереживать, не имел моральных границ, раз совесть позволяла ему творить все то, что он творил.
Как ни странно, отец со мной согласился. Он давно видел, что с Ваганом что-то не так. Точнее, он это замечал с детства. А мать не хотела замечать. У нее будто шоры на глазах были.
И вот они оба здесь…
— Сыночек, ты такой красивый, — вдруг охает мать.
— Шутите, что ли? — изумляюсь.
Я ведь видел себя в зеркале.
— Мы благословить тебя прилетели. Позволишь? — продолжает родительница.
Эм… Чего? Вот это переход с ходьбы на полет.
— Мам, я сегодня женюсь на Снежане, и мне не нужно никаких сюрпризов. Если ты хочешь выяснить отношения, сегодня неудачный день…
— Я не хочу выяснять никаких отношений, — она спешно качает головой. — И мы с отцом в курсе, что вы сегодня женитесь, Снежана сказала. Мы долго говорили с ней по телефону… Видишь ли, я хотела попросить у нее прощения.
Вот это новости.
— С чего вдруг такие изменения? — Я моментально настораживаюсь.
Мать понимающе кивает:
— В последние дни я много времени провела с Кариной, мы обо всем поговорили.
Ага. Значит, она не только с моей невестой поговорила, но и с бывшей невестой Вагана тоже. Что ж, это многое объясняет. Ведь Карина во всей этой истории тоже немало пострадала.
— Сыночек, я такая слепая была… — вдруг говорит мать. — Он столько судеб порушил, столько гадостей сделал бедным девочкам. Я слушала, как он себя вел, и холодела… Он просто садист! Ты прости меня, глупую, что я вовремя этого не заметила.
