1938 года на погон Павла Анатольевича скатилась еще одна звезда — третья. В тот момент, казалось своего профессионального триумфа, он и не подозревал, что эти три документа могут сыграть роковую роль в его судьбе и судьбе жены и послужить основанием для вынесения смертного приговора.
До очередного испытания оставался один месяц и 28 дней, а пока Павел с головой окунулся в работу. Времени на отдых почти не оставалось, из закордонных резидентур к ИНО поступала все более тревожная информация, Она не оставляла сомнений в том, что заматеревший хищник — фашистская Германия готовится к большой войне. В это же самое время в СССР полным ходом шла кампания по изобличению троцкистов и «врагов народа», с каждым новым днем она приобретала все более безумные масштабы.
В душе Павла нарастала тревога, ее усиливали обмолвки коллег из подразделений военной контрразведки. В последние недели они сутками пропадали на службе, а руководитель-комбриг Николай Федоров по нескольку раз в день прибывал с докладами в кабинет Ежова. Профессиональный опыт и интуиция подсказывали Павлу Анатольевичу, что что-то неблагополучное происходит в самой армии. Громом средь ясного неба для него прозвучало сообщение в советской печати о раскрытии «военно-фашистского заговора в Красной армии», во главе которого стояли прославленные полководцы времен Гражданской войны Маршалы Советского Союза Михаил Тухачевский, Василий Блюхер, Александр Егоров и другие военачальники. Их обвиняли в том, что они, «вступив в сговор с Троцким и нацистской Германией, готовили военно-фашистский переворот». Приговор им был суровый — расстрелять!
Маховик репрессий, запущенный Сталиным, набирал обороты. Вслед за ними:
«…Из 108 членов Военного совета при наркомате обороны к ноябрю 1938 года от прежнего состава осталось только 10 человек. В 1937–1938 годах были осуждены Военной коллегией Верховного суда СССР 408 человек из числа руководителей и начальствующего состава РККА и ВМФ. К высшей мере — 403 человека, 7 — к разным срокам наказания в исправительно-трудовых лагерях. Всего за этот период в РККА, ВМФ и НКВД было арестовано 28 тыс. 62 военнослужащих» (Военная контрразведка. История, события, люди. Кн. 1. С. 81).
В ноябре 1938 года нарком обороны маршал Семен Тимошенко, выступая перед руководящим комсоставом Красной армии, назвал общую цифру тех, кто по тем или иным причинам был исключен из рядов Вооруженных сил СССР. В частности, он заявил:
«…из Красной армии «вычистили» 40 тысяч человек, то есть было уволено, а также репрессировано около 45 % командного состава и политработников РКК» (Военная контрразведка. История, события, люди. Кн. 1. С. 81).
Для людей военных эти цифры скажут все, если подразделение имеет некомплект личного состава 30 %, то оно считается не боеготовым. Здесь же надо вести речь не просто о некомплекте, а о катастрофическом некомплекте командных кадров, от которых в бою зависит многое, если не все.
Такое же положение с кадрами, как в Красной армии, сложилось и в органах госбезопасности. Практически с момента назначения на должность наркома Ежов со свирепостью восточного сатрапа принялся «очищать ряды НКВД, от проникших в них троцкистов и других враждебных элементов». К концу 1938 года со своих должностей были сняты все 18 комиссаров государственной безопасности. Они были либо расстреляны, либо посажены в тюрьмы, за исключением Слуцкого, «скончавшегося» в кабинете Фриновского. Из 122 высших офицеров центрального аппарата НКВД на своих местах остался только 21 человек.
Одновременно с разоблачением главных заговорщиков в Москве и Ленинграде в республиках, краях и областях, подобно тифозным вшам на теле тяжелобольного, десятками множились свои «параллельные» и «резервные» «левые» и «правые заговоры». Ретивые первые секретари и начальники управлений НКВД, демонстрируя свою преданность Вождю, стремились перещеголять друг друга в достижении чудовищных показателей по количеству уничтоженных и осужденных «врагов народа», не подозревая, что вскоре сами станут жертвами.
Безумие, исходившее от Сталина и его окружения, по-другому это никак нельзя назвать, привело к тому, что система органов безопасности стала сама себя пожирать. Вчерашние палачи вскоре сами становились жертвами. Примером тому являлась судьба одного из них — комиссара госбезопасности 3‐го ранга Генриха Люшкова. Его, как и многих его современников, к вершинам власти и последующему падению привела революция…
Убогая каморка в бедняцком квартале Одессы. В ней в 1900 году в семье еврея-портного родился третий ребенок — мальчик. Бог любит троицу и, кажется, полюбил Геню. С его рождением у отца появились денежные заказы, с того дня по большим праздникам семья могла позволить себе роскошь намазывать масло, пока еще тонким слоем, на толстый ломоть хлеба. Выбившись из нищеты, родители постарались дать детям начальное образование. Больше всех преуспел в учебе Геня. Смышленый, хватающий все на лету, он без труда окончил шесть классов казенного училища и одновременно успевал помогать отцу в работе. Со временем Геня, возможно, шил бы не только толстовки и косоворотки на чужое плечо, как это делал отец, а стал бы владельцем швейной мастерской, если бы не случилась революция.
Подобно стремительному весеннему половодью, она захлестнула Одессу шумными, многолюдными митингами и собраниями. Город превратился в один огромный театр, в котором все смешалось: драма, комедия и буффонада. Деятельный, жаждущий действий Люшков забросил швейную машинку «Зингер» и безоглядно окунулся в омут революционной стихии, вместе с братом мотался с одного митинга на другой, расклеивал по городу большевистские листовки и одним из первых записался в боевую рабочую дружину. С приходом в Одессу частей Красной гвардии вступил в ее ряды, а когда к городу приблизились немецкие и французские войска, по решению бюро «Союза социалистической молодежи Одессы» остался на подпольной работе. Во время одной из акций в феврале 1919 года он был арестован, но сумел бежать из-под стражи и пробиться к частям Красной армии, отступавшим к Николаеву.
Службу Люшков начал рядовым, но в этой должности не засиделся. Природный ум, хватка, ораторские способности были замечены командованием, и он получил назначение на должность политработника 1‐го Николаевского советского полка. Спустя десять месяцев, в декабре 1919 года 19-летний Люшков уже возглавлял политотдел 2‐й бригады 57‐й стрелковой дивизии. И здесь в его судьбе произошел резкий поворот, на энергичного и беспощадного к врагам революции комиссара положили глаз военные контрразведчики.
В июне 1920 года Люшков перешел на службу в Особый отдел ВЧК по 57‐й дивизии, но она у него не задалась. К 1924 году он сменил одиннадцать рядовых должностей, помотался по уездным городкам Юго-Западной Украины, но так и не добился высоких чинов, пока судьба не свела его с Израилем Леплевским. Сын официанта из харьковского ресторана, тот, как и Люшков, поднялся на гребне революционной волны. Но волна
