господин без права покидать резиденцию без его согласия в течение года.
— Полутора, — произнёс Алекс. — Полутора лет, а ещё лучше двух.
— Господин де Касьян Софьян, два не могу, — судья полистал свою книжицу. Потом взглянул на Машу. Снова посмотрел в книжицу, после чего добавил: — Девица Мария Невинная дополнительно приговаривается к шести месяцам полного и беспрекословного подчинения вышеназванному господину за попытку обмануть суд, выдав за себя летучую воришку. Приговор обжалованию не подлежит. Итого: один год и шесть месяцев.
Алекс поднялся. Маша, раскрыв рот от удивления, переводила взгляд с одно на другого, а потом, смеясь, спросила:
— То, что сейчас было, это серьёзно? Это приговор? Вы меня разыгрываете? Он не может иметь юридической силы. Это же бред…
— Бред, — подтвердил судья. — Я всего лишь огласил условия заключения доса, который вы, по-видимому, не читали.
— Но дос на три месяца был заключён, не на год.
— Обстоятельства изменились. Пошли уже. — Алекс властным движением положил Маше на плечо руку. Она попыталась скинуть, но он держал, словно клещами. — Ты теперь во всех базах будешь значиться как моя собственность. Даже в самом захудалом бутике твои данные будут считываться как моя вещь. Двигай ногами, — он подтолкнул её к выходу, но покачнулся. Его рука разжалась, и Маша отскочила ему за спину.
Драконицы отошли в сторону. Алекс прошёл вперёд. Он опирался о спинки стульев. Казалось, что его качает прямо на ходу. Позади плелась Маша, подгоняемая блондинками. Девушка то и дело останавливалась, то поправит туфлю, то вытрясет мусор, то почешет ногу.
Молодой человек дошёл уже до дверей. Обернулся. Если бы ему не было так плохо, он бы с удовольствием посмеялся над всеми её попытками отсрочить момент, но ему было не до смеха сейчас.
— Маша, давай двигайся быстрее, — Алекс, опершись на спинку кресла, посмотрел на неё усталым взглядом. По всему было видно, что он не имел ни малейшего желания ни разговаривать, ни тем более спорить. Видя, что девушка не делает попыток исполнить его приказ, приподнял одну руку, как будто кому-то собирался пояснить жестом: — Маша, я непонятно выразился? Не беси дракона.
— А то что? — она окинула взглядом его потрёпанную фигуру: на лице и на руках видны глубокие следы от порезов. Скорее всего, что тело и ноги тоже испещрены такими же, отчего мужчина испытывает сильную боль. Один глаз затёк. Второй светится фиолетовым фонарём. — Алекс, а не пошёл бы ты куда подальше? Спасибо, что не отдал Стальному, но на этом всё, у нас разошлись пути-дороги.
Девушка сделала два шага назад и свернула в проход между креслами.
— Давайте её в вертолёт! — кинул он своей охране.
Блондинки тут же перегородили ей проход и наступали, вынуждая двигаться в сторону Алекса.
— Господин судья, я взываю к справедливости. Так нельзя со мной! Я же человек! — Маша закричала человеку в мантии с глазами филина, который намеревался покинуть зал заседания.
— Приговор обжалованию не подлежит. Пересмотр решения возможен не ранее, чем через год, — проухал судья.
— Но как же так? — и вдруг ей стало страшно, словно кто-то дал под дых. Бежать некуда, идти не к кому. Она — жертва прихоти дракона. — Алекс, скажи, что ты пошутил. Ну, пожалуйста, — ей бы заплакать, да слёзы застыли на ресницах. — Это нечестно! А последнее слово обвиняемого?
Алекс и судья одновременно застыли и впились глазами в девушку, словно она доказала теорему Ферма. Наконец, Алекс отмер и сглотнул, кашлянул.
— Маша, ты своё последнее слово скажешь у меня в спальне. Чего ждёте? В вертолёт, — и пошёл не оглядываясь.
Раздался хлопок за спиной девушки, и она почувствовала, как чьи-то лапы схватили её, приподняли над полом и понесли по воздуху прямо к крылатой машине.
24. Ритуал
Алекс с усмешкой посмотрел, как блондинки заталкивали в вертолёт упирающуюся девушку.
— Всё, Алекс, — выдохнула старшая и поправила выбившуюся прядку.
— Всё? — мужчина изумлённо поднял бровь.
И в этот миг дверь отворилась, и Маша чуть ли не выпала из кабины. И выпала бы, если бы в последний момент не схватилась за дверцу машины.
Блондинки снова схватили девушку, затолкали обратно и пристегнули ремнями. Маша дёргалась. Ремни больно впивались в кожу. Волосы падали на лицо, лезли в глаза, в нос, щекотали, мешали дышать. Хотелось их убрать, но руки связаны.
Алексу помогли подняться в кабину.
— Ты придурок, самоубийца. В таком виде за руль сядешь? Самовлюблённый болван! Идиот! — и она бы ещё продолжала его осыпать оскорблениями, если бы он не щёлкнул пальцами.
Маша продолжала выкрикивать проклятия на его голову, но вдруг поняла, что звуки куда-то делись. Нет, она слышала всё, что было вокруг. Именно, вокруг, но не себя.
Тогда она стала ожесточённо дуть на волосы, чтобы хоть как-то убрать их с лица.
Мужские пальцы заботливым жестом помогли ей. Она подняла свои глаза на него.
Алекс сидел на соседнем пассажирском кресле. Он улыбнулся:
— Успокойся, девочка. Скоро будем дома. Там я тебя развяжу. А пока давай насладимся тишиной, — он обнял её одной рукой, прижал к себе. А другой приподнял подбородок. — Как давно я не пил сок этих губ, — и осторожно провёл языком по её губам. — Ты целовалась без меня. Я это чувствую. Зря, Маша, зря.
Стыд залил её щёки. Стыд, словно она сама, по собственной воле, целовалась с Великим. Великий под личиной Алекса соблазнял её.
Алекс уткнулся носом ей в шею. Стало щекотно. Девушка невольно улыбнулась, склонила голову. А внизу вдруг всё сжалось в ожидании удовольствия. И оно не заставило себя ждать.
— Маша, моя Маша. Ты мне потом расскажешь, кто тебя целовал. И бойся моего гнева, — его губы накрыли её, язык проник между ними.
Девушка закрыла глаза. Ей захотелось обнять его, прижаться всем телом. И она невольно подалась вперёд, но жёсткие ремни впились в тело. Маша приоткрыла рот и вдруг зубами зажала губу Алекса. Он замер. Девушка сдавливала всё сильнее и сильнее. Она чувствовала, что он улыбается.
Вдруг его ладонь накрыла её
