почему же? Вот я, например, только освободился?» — пошутил он в ответ. «Дурак, — засмеялась Аня. — Мы с тобой хорошие друзья». «А что? Это может что-то испортить? Если ты не уверена во мне, как в мужчине, можем сейчас пойти ко мне и устроить тест-драйв», — он улыбался, и пытался дать понять, что не шутит. «Костя, не шути так». «А я не шучу. Уверен, у тебя давно не было секса. Устроим чисто дружеский перепихон и забудем. Хотя нет — я такое, уверен, точно не смогу забыть». «Перестань!» — Аня была сама серьезность, и Костя решил, что она точно не согласиться на секс с ним (столько лет близкие друзья все же, они знают друг о друге самое сокровенное, но это никак не сближает настоящих друзей в интимном плане, если они разного пола), и пора умерить свой напор. И тут Костя вспомнил обо мне: «Слушай, у меня друг новый появился. Одинокий. Хороший парень («Спасибо, Костя, за такое мнение обо мне после столь короткого общения»). Давай, завтра вечером познакомлю тебя с ним?».
Вот она была настоящая причина вести меня в бар той ночью. Я благодарен тебе за это, дружище.
Наше общение с Аней в кафе перешло в область чтения книг, учебы, потом — моей работы. А когда она начала расспрашивать про мою учебу, я уклонялся от вопросов об учебном заведении как мог, но в итоге решил выложить все карты и признался, что я из Москвы и учусь в МГИМО. Сначала ее это насторожило, и я начал безостановочно рассказывать все, кроме моих отношений с Юлей. Я нарисовал ей в воображении человека, который устал от столичной суеты и бросился бега от самого себя — настолько я был себе противен (что правда).
— И вот я вышел из поезда в вашем городе в надежде стать человеком, если ты меня понимаешь. Воспитать себя заново. Тут же культурная столица, не так ли?
— Да уж, культура тут так и прет изо всех дыр. — Ответила она с сарказмом. — А кто еще знает, что ты москаль?
— Костя. Ну и мой начальник. И хотелось бы, чтоб этим и ограничилось.
— Еще бы. Даже если ребята воспримут это адекватно, все равно на какой-нибудь пьянке могут вспомнить и рожу начистить.
— А ты как? — Меня это больше всего волновало. — Я не стал для тебя из-за этого врагом народа?
— Умоляю. Конечно, нет. Если мне Москва не нравится, это не означает, что мне не нравятся проживающие там люди. Надменных мудаков и у нас хватает. Это стереотип, что вас — москвичей — нигде не любят. Не любят Москву.
— Не втыкаю. Люди нормальные, город, говоришь, тоже нормальный, а Москва плохая? Это как? Слово не понравилось?
— Тут… ну, пойми — Москва это как живой организм, который хочет много есть и ничего не давать в общий котел. И он еще всех к себе тянет, будто медом намазано. Благополучие Москвы растет пропорционально упадку регионов. Для нас Москва это не город и его люди, это слово, под которым подразумевается все плохое, что есть в нашей стране. Что-то происходит плохое — виновата Москва. Не люди в нем, не здания, а некая сила, которая является синонимом коррупции, социального неравенства, произвола силовиков, оттока капитала из страны, маленьких зарплат, роста мигрантов, кавказского беспредела и тэдэ и тэпэ.
— Ясно. Как мы относимся к слову «Кремль».
— Наверное. А когда наши выпивают рюмку-другую, они начинают не любить не только слово, но и все, что с ним связано. Тебя в том числе.
Полтора часа в итоге так и проболтали. А пролетело время как десять минут.
— Может, прогуляемся? Надо пользоваться моментом, пока погода хорошая. — Предложил я, чувствуя некое дежавю.
«Эх, Ники! Пользовался бы ты другим моментом — еще ни с кем мне не хотелось увидеться второй раз, с кем встречалась в последние хрен знает сколько месяцев».
Стоило нам рассчитаться за завтрак (да — время обеда, но у меня был завтрак) и взять свои вещи, как за окном кафе мы увидели начало дождя.
— Блиииин. — Произнес я, глядя на эту картину.
— Да ладно. Лишь капает. — Услышал я в ответ.
Но вышли мы из кафе и прошли буквально сто метров, как начался тропический ливень. Мы тут же встали под большой козырек входа в какой-то банк, но побыть наедине нам не удалось — как дождь усилился, все вокруг помчались под ближайшее укрытие, и сразу козырек набился проходившими мимо людьми, которых и зонты не спасали от такого дождя.
Кто знает, сколько нам пришлось бы так стоять и тупо ждать, наблюдая, как природа в мгновение ока перевернула планы сотен людей и продолжает заставлять их чувствовать себя ничтожными перед ее силой. Аня осилила пять минут утраты своего драгоценного времени и произнесла:
— Пойдем?
— Куда?!
И она вышла из-под навеса.
— Перестань, Ники! Посмотри! — Она вознесла руки к небу и запрокинула голову. Звуки приземления огромных капель были очень шумными, так что ей приходилось кричать, чтобы я услышал. — Это же круто! Все лишь шаг ведь сделать же. Давай! Почувствуй себя свободным.
Наверное, я должен быть посчитать ее сумасшедшей. Наверное, я должен был стоять в стороне, защищенным от этой неожиданной природной напасти, краснея от стыда, что эта девушка тут со мной. Наверное, это должно было быть наше последнее общение.
Но я сделал пару шагов и оказался в метре от нее. Мы стояли друг напротив друга. Я тут же насквозь промок. Стекающий со лба водопад заставляет щуриться, чтобы хоть что-то перед собой видеть, а видел я перед собой абсолютное счастье. Серая масса людей с угрюмыми лицами, спрятавшаяся кто где от непогоды, слилась с окружающей серостью, которую они только и видят. А Аня… Аня была живой! Она даже в проливном дожде, под которым дышать тяжело, не то что разговаривать, видит оптимизм и шанс проявить себя. Нет — выбежать сейчас под дождь с ее стороны это не показуха, выпендреж или желание выделиться. Это необдуманное исполнение желаний. "Захотел — тут же сделал" — и мне нравиться это ее правило. Несколько минут назад напротив меня в кафе сидела "мисс серьезность 2011", а сейчас я вижу маленького ребенка, которому насрать на окружающее мнение, положить болт на правила поведения, не хочется даже и заморачиваться о последствиях реализации желания.
Только сейчас я понял, смотря на то, как она, смеясь, убирает со лба прилипшие локоны волос, а ее глаза смотрят на меня, что она такая и есть,
