Камилла так и стояла перед глазами. Удивительный все-таки у нее цвет волос, удивительные глаза. он никогда не видел таких у людей. Как будто лунный свет воплотился в девушке…
«Я должен хотя бы узнать, где она и что с ней, — подумал он, — и тогда буду решать, что делать дальше».
В конце концов, тьма действительно могла дать мощь, с которой мало кто справится. И он бы успел спаси Камиллу и ее спрятать, а там… там уж все равно.
* * *
«Если прикоснуться к поверхности Великой тьмы и заглянуть в ее глубину, то можно увидеть все, что пожелаешь, — говорил наставник, — только не забывай, что в это время тьма тоже будет смотреть в тебя».
однажды… Это было давно, лет шесть или семь назад. однажды Аларик все-таки заглянул в это бесконечное, тягучее, аспидно-черное море. И попросил показать, где и как живет сейчас его мама.
Это походило на резкий, болезненный толчок под ребрами, тьма всколыхнулась, ответила. он словно бы завис в непроглядном жирном мраке, и только далеко внизу светлела точка. она приближалась и приближалась, и походило это на замочную скважину, на прокол в пространстве, куда можно было подглядеть одним глазком. И Аларик заглянул. он увидел дом, в котором вырос. он увидел мать — постаревшую, но живую и бодрую. И ещё увидел двоих маленьких детей на лавке, догадался, что это его братики, рожденные уже сильно позже того, как его забрали монахи. А потом вдруг понял, что тьма тоже смотрит, но не на него — а на женщину, поседевшую, постаревшую — но такую родную. И страх за мать и за братиков оказался таким сильным, что Аларик вылетел пробкой из транса, с дикой мигренью… И после никогда больше не просил показать тех, кого любит.
«А если ты позволишь тьме течь сквозь себя, то сможешь путешествовать вместе с ней, — говорил наставник. И, помолчав, всегда добавлял, — но после этого ты будешь, как дырявое корыто. твой дар больше не будет задерживаться в тебе, и ты останешься без магии».
Аларик задумался.
А что, если уйти отсюда именно таким способом?
Правда, после этого он перестанет быть темным магом… но толку с его темной магии, когда она не помогает защитить Камиллу? Да и себя самого, в общем-то…
ну, а верги? Как же он будет сражаться с вергами?
И тут ему стало почти смешно.
ты дурак, Аларик Фейр. Воистину дурак.
Всю жизнь ты защищал людей, которые плевали тебе вслед. И теперь, когда настало время немного подумать о себе и о той, кого любишь, ты еще и размышляешь?
он осторожно посмотрел на тюремщиков: они снова играли в кости. не трогали — и хорошо… Будет время войти в нужное состояние, чтобы открыть в себе протоку для тьмы. Для бурлящего ледяного потока, который выдерет и унесет прочь его собственный Дар, но при этом отнесет туда, куда будет нужно.
А куда это — нужно?
Конечно же, туда, где Камилла Велье.
В конце концов, с людьми он привык сражаться при помощи оружия и собственных рук. И уж что-нибудь придумает, чтобы вызволить Жемчужинку. В конце концов, доберется до Светлейшего…
«Да, нужно к Светлейшему, причем сразу», — решил он для себя.
Внезапно принятие того, что платой за свободу будет его магия, не было тяжелым или болезненным. Аларику даже показалось, что мысль о себе, как об обычном человеке, несет облегчение и свет.
А если так — зачем медлить?
он мысленно прикинул: прошло несколько часов с того момента, как Эдвин ушел. Вряд ли вернется скоро, вряд ли помешает…
И Аларик, закрыв глаза, сосредоточился на ощущении тьмы — в себе и вокруг.
Это была та самая медитация, при помощи которой в прошлый раз он подсмотрел, как живет его матушка. Сперва холодом облизало все внутри, затем в вязкую тьму погрузились кончики пальцев, кисти рук, запястья…
«ты тонешь, и тебе это нравится» — вновь проснулся шепот тьмы.
«Замолчи. твое дело — слушать меня».
«Жалкий человечек. неужели ты думаешь, что тьма может кого-то слушать? Вы все — песчинки в моем потоке».
«тем не менее, ты подчинишься».
Холод сомкнулся над макушкой, и Аларик смотрел только вперед, уже не слушая ехидных шепотков за спиной. Ему было плевать, что там бормочет тьма, которую он внезапно начал понимать так хорошо, плевать, что он близок к ней, как никогда. Если все получится, как задумал, то он сможет выкорчевать тьму из себя. А если не получится — что ж, будет плыть в ней вечно.
но попробовать было нужно. И, раз уж они с тьмой так недопустимо близки, то он это использует.
Впереди, словно жемчужина, сиял прокол в пространстве. Именно то, что ему и нужно было, посмотреть на Камиллу, увидеть, что она жива и дождется помощи…
«надо было это сделать раньше, гораздо раньше».
но он не мог. он даже не был в состоянии посчитать, сколько он проспал. Каждый раз, когда просыпался, его били, разжимали челюсти и вливали в рот какую-то приторно-сладкую дрянь…
Эдвин Лоджерин, пожалуй, допустил ошибку, не приказав снова опоить пленника.
Аларик приблизился к сочащемуся светом проколу и заглянул в него.
он увидел небольшую комнату и громоздкую кровать. там, на кровати, извивалась Камилла, а принц Эдвин, намотав на кулак ее волосы, заставлял ее подниматься. И необычайно близко Аларик увидел глаза Камиллы — светлые, с темными ободками по краю радужки… В них больше не было жизни, в этих глазах. Камилла хотела умереть.
В этот миг что-то с ним случилось. По крайней мере, он не делал этого сознательно: словно кто-то раскромсал грудь, позволяя потоку тьмы хлынуть туда — и насквозь.
— нет! — успел выдохнуть он.
И это не было протестом тьме, которая закружила его, подхватила и понесла — туда, куда рвалось израненное сердце.
* * *
Вот оно как, ощущать себя дырявым корытом. Сознание гаснет, держится на самой кромке чувств: осязание, зрение, обоняние… что там еще? Как ни странно, в потоке тьмы есть звуки, как будто вьюга завывает, и есть запахи — воняет паленой шерстью, а иногда обдает мятным холодком, что даже приятно. ты как будто перестаешь существовать отдельно от тьмы, и она, где-то там, смеется, ее смех походит на шорох сыплющегося песка… или пепла. но все это так неважно — вся эта магия, верги, ковен… Все утратило смысл, как только он почувствовал всю боль жемчужной девушки, о которой так мечтал. осталось желание убивать, причем самым изощренным образом. Перегрызть Эдвину горло и пить его кровь. Разорвать ему грудную клетку и вырвать сердце.
тьма смеялась. Ей нравилось то, что она слышит.
И Аларику больше не было страшно оттого, что он почти слился с ней. Вообще, он был готов навсегда остаться в этом жутком потоке — но только после того, как вырвет Вельмину из лап принца.
тьма, усмехнувшись, попросту выплюнула его… куда-то.
