молниями. Волшебство Филбертуса закончилось, и всё потихоньку возвращалось на круги своя. Только первая военная кампания короля Ричарда была безнадёжно проиграна, и его армия отступала, так и не вступив в бой.
Марк рассмеялся и спрыгнул с камня.
- Я просто подумал, что, может, это странное знамение на деле лишь очередная уловка Повелителя теней?
- Не важно, что подумал ты. Важно, что думает король.
- Он не хочет умирать, - ответил Марк. – И не хочет рисковать жизнью даже ради Алмазного Сердца.
- Тем более что оно нужно только ему и никому больше, - согласился Айолин.
- Как ты думаешь, что это было?
- Не знаю, однако я видел, что это знамение возникло вслед за призывом леди Дарьи, обращенным к небесам. Я думаю, что Повелитель теней к этому непричастен. Это божество вызвала она, а значит, оно было настоящим. И покончим с этим. И я умоляю, Марк, перестань так радостно скалиться! Мы проиграли войну!
- Малой кровью, малыш Айолин! Малой кровью! Что теперь? Мы отступаем?
- Мы идём обратно в лагерь у подножья гор, а потом – на луар. Там никаких чудес не предвидится.
- Боюсь, что так.
Марк поежился под плотным плащом, который, как и вся его одежда, был тяжёл, холоден и пропитан дождём. Вдалеке ржали лошади, спешившие согреться на ходу и поскорее уйти из-под этих страшных чёрных туч и подальше от этого немилосердно секущего дождя.
Я снова не пошла к себе, а спустилась вниз, туда, где уже собирались воины Девы Лардес, готовые покинуть мрачный колдовской замок и вернуться в родные стены. Они всё ещё были под впечатлением от явления Эладаила, и хоть те, кто ждал противника внизу, не видели этого явления, они слышали в своих головах его голос, обращённый к королю Сен-Марко. Самое интересное, что все они были уверены, что эти слова были произнесены на том языке, который каждый из них считал своим родным, даже если уже давно не говорил на нём.
Я никому ничего не собиралась объяснять. Да и что тут можно было сказать? Всё, чему они были свидетелями, произошло на самом деле и, как ни парадоксально это звучит, это было именно тем, чем выглядело.
Арес, поправляя на перевязи тяжёлый меч, обернулся ко мне и поклонился. Его цветистая речь, полная благодарности, была достойна издания отдельным томом, и я выслушала её благосклонно и с интересом. Потом я спросила его, не собирается ли он обстреливать со стен цитадели отступающую армию врага. Он был искренне удивлён.
- Зачем? – спросил он. – Чтоб спровоцировать их на новое нападение? Они уходят, и пусть их путь будет гладок. Чем скорее они уберутся отсюда, тем лучше.
- Именно это я и ожидала услышать, - одобрительно кивнула я.
Потом он отыскал Зикура в толпе провожавших их бродяг.
- Ты можешь вернуться вместе с нами в цитадель и занять своё место, сэр Зикур, - произнёс комендант, сдержанно поклонившись.
Зикур был растроган и его поклон был низким и полным почтения.
- Я благодарю вас, мой лорд! Ваше прощение проливает бальзам на раны моего измученного сердца, а приглашение вернуться воскрешает надежду. Но позвольте мне пока остаться, - он бросил выразительный взгляд на меня. – Я вернусь, но только тогда, когда буду больше не нужен здесь.
- У каждого рыцаря есть право выбора, как и кому служить, - согласился Арес. – Я не тороплю тебя, но знай, мы всегда будем рады снова принять тебя в свои ряды, - и, развернувшись, он направился к двери.
Эта дверь была не та, которую собирался штурмовать король Ричард, она была с другой стороны, и оттуда было совсем недалеко до тропы, ведущей к глубокой пещере, откуда начинался потайной ход в цитадель. Потому они спокойно покинули Грозовую гору и вскоре вернулись в свой замок.
Глава 7
Бетти оказалась права, усомнившись в том, что после посещения Магдебурга Хок вернётся в расположение звездолёта. Навестив Дакосту в Магдебурге, он передумал ехать к «Пилигриму», решив сначала проверить, как дела у его подчинённых в луаре Синего Грифона. Он испытывал некоторую неловкость оттого, что невольно обманул Бетти, но возвращаться к баркентине ему не хотелось. Елизар Дакоста, который регулярно ездил туда, подробно рассказал ему, как живёт маленький лагерь возле уснувшего звездолёта, и из этого рассказа Хок понял, что оставшиеся на посту члены экипажа ведут спокойную, размеренную и даже скучную жизнь, похожую на ту, что и сам он вёл когда-то в годы курсантской юности, когда проводил каникулы в экологическом лагере в Новой Зеландии. Ему тогда хватило одного месяца этого неторопливого созерцательного существования, чтоб озвереть от скуки, и, отказавшись от второй смены, он махнул на Амазонку, где формировалась группа для этнографической экспедиции, отправлявшейся в девственные джунгли на поиски ещё необнаруженных древних поселений. И сейчас припомнив все эти рутинные дела, связанные с натуральным хозяйством экологов, песни и байки у костра и долгие прогулки по хорошо оборудованным туристическим тропам, он понял, что не хочет всего этого. Потому, в очередной раз отодвинув на потом возвращение на «Пилигрим», он отправился в луар, обосновав это для себя тем, что там куда более опасно, особенно в преддверии войны, и его ребятам может понадобиться помощь. В какой-то момент вспомнив о том, что в войске, противостоящем луару, тоже будут его ребята, он немного смутился, но потом решил, что этот конфликт интересов тоже требует его обязательного вмешательства, и, выйдя из-под гостеприимного крова травника Генриха Трауберга, где обретался Дакоста, решительно направился к северным воротам города.
Путь до Луара был неблизкий, и всё же он не торопился, пребывая в уверенности, что до темноты успеет добраться до цели своего путешествия. Он не стал дожидаться попутчиков, уповая на то, что дорога ему известна, тем более что от Магдебурга до луара пролегал широкий тракт, утрамбованный тысячами ног, копыт и колёс. К тому же у него не было нужды опасаться за свою жизнь. Дорога эта считалась безопасной, поскольку одинокие путники по ней ездили крайне редко, а скрывавшиеся в лесах разбойники не нападали на конных рыцарей, предпочитая поджидать отставшего от каравана или наоборот спешащего на какую-нибудь ярмарку купца.
Так налегке Хок весь день
