молочка вон пусть снесут. Пирожков… одичалого мужика лучше всего на пирожки брать. Только с начинкой покумекать надо. Одни больше мясное жалуют, другие — сладкоежки… вот мой Петрович, он с яблочным повидлом любит…
Так и ушла, рассуждая о пирожках и мужиках.
— Знаешь, — Настасья заговорила далеко не сразу. — А вот теперь мне как-то и спокойнее стало, что ли…
— Тогда хорошо, — Аленка поднялась. — Пойду я. Завтра к роднику надо будет, огнецвет высадить. Где только достали, сволочи. Они же ж в наших-то краях еще когда повывелись. Но ничего, теперь-то я не позволю…
И ушла.
А Маруся осталась. И Настасья, которая прилипшие пленочки с пальцев слизала, а шелуху в пакет высыпала.
— Ответ пришел, — сказала она тихо. — Из имперской канцелярии… по жалобе. Проверку отправляют.
— И?
— И от этого мне вдвойне неспокойно… как будто вот… что-то сдвинули мы этой проверкой. И может плохо быть. Всем.
— А что еще писали?
— Что князя какого-то целого выправили. Правда, от этого князя ни слуху, ни духу… — Настасья вздохнула. — Свириденко тоже наверняка предупредили.
— Думаешь, от этого и приглашение?
— Не знаю. Но раньше он нас не звал. Может, хочет договориться? Я про этого князя почитала… пишут, что принципиальный очень. И если вдруг из-за него… что делать станем?
— Понятия не имею, — Маруся снова вытащила приглашение.
Через три дня уже.
И значит, отправили его в последний момент. Почти оскорбление…
— Договариваться со Свириденко… — Маруся поняла, что не будет с ним договариваться. — Бесполезно. Обещать он горазд, да только эти обещания все… их ведь и держать надо. А он… найдет способ все перевернуть и нас же виноватыми выставить. Поэтому…
— Играть спектакль о примирении пред столичным князем не станем, — подытожила Настасья с чувством глубокого внутреннего удовлетворения.
— Именно.
И Свириденко о том знать должен. Он ведь не дурак. И Марусю изучил ничуть не хуже, чем она его. А то и лучше. Что из того следует?
Что гадости ждать надо, но вот какой…
— Может все-таки дома отсидимся? Отправим бумагу, что занемогли…
— Надо, — Настасья покачала головой и поморщилась. — Надо, Маруся… такое вот… если не пойдем, погано будет. И если пойдем, тоже погано… но тогда-то и знать не будем, отчего.
— Тут… — Маруся семечку взяла. — Вопрос еще, как идти… с сопровождением…
— Маму Васю?
— Нет. Ей волноваться ни к чему.
— Вдвоем не вариант… — подумав, согласилась Настасья.
И Маруся кивнула.
Нет, времена ныне не те, чтоб девицам молодым на вечера нельзя было являться в одиночестве. Можно, но… как-то это до сих пор не принято, что ли.
Вызывающе.
Выйдет, будто она, Маруся, условностями пренебрегает… и Свириденко это отметит, заметит и донесет до нужных ушей. Да еще так, что малость эта обернется большими проблемами.
— Сабуровых… — Настасья поморщилась. — Тоже нельзя брать. Может, на это и расчет? В лесу не подловили, так на званом вечере… они ж молодые, будут из себя выводить. Или подольют еще какой погани. А если контроль потеряют, то…
Маруся кивнула.
— Магов? — предложила она. — Попросим? Столичные… с такими не зазорно являться. Да и Свириденко не станет нерв трепать, если…
— Если поверит, что столичные. Слышала, чего Петрович рассказывал?
Маруся хмыкнула.
Не услышать было сложно. История весь Подкозельск облетела, успев обрасти преудивительнейшими подробностями.
— Так это Севрюгин. У него мозгов и раньше-то было немного, а теперь и последние чувством собственной значимости вытеснило…
Маруся потянулась.
Почему-то стало жаль, что она этого не видела… очень жаль.
— Да… — задумчиво протянула Настасья. — Надо… звать. Легче… становится, если представить, что они тут. Не так… муторно.
А это аргумент.
Определенно.
— Вот завтра и позовем. Только… тетка Аня права.
— В чем?
— В том, что не с пустыми руками идти надо. Пирожки…
— Пирожки не успеем. Мы ж не они, чтоб от так… — Таська щелкнула пальцами. — Но блинов могу.
— Сегодня уже были.
— Так были толстые, а я налистников накидаю. С молоком и вареньем. Яишенку опять же.
Мысли были здравые.
В целом.
Хотя оставалось некоторое чувство неправильности…
— Я вообще слышала, что в столице есть такие мужики, которым платишь, и они тебя сопровождают. Для приличий.
— Таська!
— Что? Можно подумать, ты на сосне одни лишь сельскохозяйственные ведомости читаешь.
Её правда.
Не одни.
— Денег нет, — сказала Маруся на всякий случай, чувствуя, что уши краснеют.
— Так… то в столице деньгами, — у Таськи как всегда был свой аргумент. — А у нас провинция-с… мы с большего натурой.
— Тась… вот в твоем исполнении это как-то совсем пошло звучит. Получается, что мало того, что пойдем хрен знает куда, так еще и в сопровождении продажных мужчин. Которые ко всему продастся должны за блины с яичницей.
— Скажи еще, что у меня блины плохие…
Маруся хмыкнула.
И рассмеялась…
И Таська тоже.
— Ты… — толкнула она локтем. — Только им не говори… и вообще, чур темненький — мой. Или он тебе нравится?
— Нет.
— Точно? Ушастый так-то тоже ничего такой… хотя и пооблезлый. Аленке надо сказать, чтоб принесла чего, а то с такой рожей решат, что больной…
Вот же…
Дал бог сестру.
Хотя…
— Семки, — напомнила Маруся, протягивая руку. — Вот… может, в этом и задумка? Опозорить нас перед всеми? Показать…
— Мелковато… хотя опозорить он будет только рад, но поверь, Свириденко задумал что-то помасштабнее… на чем поедем-то? Из транспорта только Петровичева «Нива» осталась. Ну или трактор. Но на тракторе являться совсем уж эпатажно будет.
Глава 29
Перед героями открываются удивительные красоты Осляпкино
Глава 29 В которой перед героями открываются удивительные красоты Осляпкино
«Да, с годами я делаю все меньше глупостей, но зато качество их растет!»
Высказывание одной весьма достойной дамы
Софья Никитична с интересом разглядывала домик, который с виду был весьма аккуратен и симпатичен, а еще почти не отличался от иных, вытянувшихся вдоль улицы. Строили их явно по одному проекту, и не сказать, чтобы худшему.
Два этажа.
Два входа, каждый на свою половину. Два двора, в каждом виднелись сарайчики хозяйственных пристроек. Две дорожки из красного камня. Небольшой газон перед входом, несколько заросший и облюбованный
