Это меня начинало откровенно забавлять.
— Ира. — Я сделал паузу. — Да вся ваша религия построена на запретах! Взгляни на ее постулаты, называемые «десять заповедей»! Не убий, не укради, не делай того, не делай этого… Разве это не запреты?
Самка замялась, так и не понимая, к чему я веду.
— И что?
— Подумай логически: твой бог не говорит тебе, что ДЕЛАТЬ, его интересует только, чтобы ты не совала свой нос куда не следует. То есть на твое духовное развитие, как таковое, богу наплевать. Причем священники тебя вовсе не обманывают, а говорят открытым текстом, кто ты есть.
— В смысле? — Ира еще больше запуталась.
— «Венчаются раб божий и раба божья…» — процитировал я. — Тебе прямо сказано — богу нужны рабы, и чтобы не лезли со своим мнением в его монастырь. Это похоже на конвейер с отбраковкой негодных деталей, но если бог, как утверждает твой культ, всемогущ, к чему такие сложности? Создал бы идеальных людей без пороков и стремлений, и дело с концом. Про «по образу и подобию» я вообще склонен умолчать — ты уже и сама увидела достаточно других «образов» и «подобий». А ваше Священное Писание на поверку просто смешно.
Симбионт лишь хмурился, я почти чувствовал, как ворочаются мысли в его сознании, силясь отыскать контраргументы. Наконец самка выдала то, что ей казалось самым незыблемым:
— Но вы же сами верите в вашего Создателя!
Я усмехнулся:
— Не совсем верим. Тут простая бинарная логика: Создатель либо существует, либо нет. Если нет, то законы Вселенной спонтанны настолько, что нет никаких способов предсказать появление жизни в любой точке пространства, однако это не так: доказано, что определенные условия всегда порождают живой организм. К тому же отрицание Создателя означает, что не существует никаких моральных норм сосуществования. Однако даже на историческом опыте твоей Земли ты легко можешь убедиться, к чему приводит деградация правил поведения в общественной среде.
— Ты к чему ведешь?
— Предположим, Создатель существует. — Я помедлил. — Пускай это не всемогущий бог, но некая сила, пронизывающая Вселенную. Тут, конечно, возникает вопрос: тождественны ли Создатель и Вселенная… Ну не будем углубляться в философию четвертой ступени. Так вот, предположим, Создатель существует…
— Почему ты так уверен?
— Я не уверен, никто не уверен, но есть косвенные признаки. Возьмем звезды — они умирают и рождаются уже миллиарды лет, и этот процесс будет продолжаться еще неизвестно сколько. Тогда опять же приходим к вопросу: для чего нужна такая хрупкая и сложная надстройка, как живые существа? Что в них такого, чего нет нигде во Вселенной?
— Что? — растерянно спросила Ира.
— Сознание, — серьезно ответил я. — Осознание себя как автономной единицы, но части чего-то большего. Если сознание как таковое служит какой-то цели Создателя, тогда возникает несколько следствий: первое — любое сознание бесценно, поэтому первый закон Федерации гласит…
— Да-да, я знаю!
— Хорошо. Второе, естественно, — какова конечная цель? Если предположить, что Создатель обладает сознанием, то какова его цель?
— Я не знаю…
— Ладно. Представь, что у тебя нет физического тела, но ты способна ощущать все, что есть во Вселенной, перемещаться куда угодно, увидеть что угодно, делать что угодно. Остается единственное: чего бы ты боялась в таком случае?
— Что я умру и не успею все это посмотреть…
— Именно! Не настолько примитивно, конечно, но общий смысл ты уловила. Поэтому существует теория, что увеличение количества разумных существ во Вселенной оттягивает на неопределенный срок кончину Создателя. Но в таком случае легенда о всемогущем боге разваливается, согласись. Выходит, что мы нужны Создателю, чем бы он ни был, гораздо больше, чем он нам. А это ставит любой религиозный догмат с ног на голову.
Симбионт, кажется, впал в глубоко угнетенное состояние. Я даже пожалел, что затеял этот бессмысленный в общем-то спор. И тут Глюк, который внимательно все это выслушал, ни разу не перебив, подал голос:
— Вот куда заводят светофоры! — И уведомил протокольно: — Получено разрешение на посадку.
Ирина с опаской поглядывала из приемного бокса на станционную суету, не решаясь выходить. Мимо шли, ползли и пролетали инопланетяне всех расцветок, форм и размеров, а за ними внутри прозрачного полукупола сновали туда-сюда аэрокары.
— Давай, — произнес я из динамика на браслете, — выходи на желтую линию и налево.
Ира сделала было пару шагов из дверей дока, но вдруг задрожала так, что я почувствовал поверхностью обруча вздыбившиеся ворсинки на ее запястье. Симбионт посторонился, пропуская двух дудящих фулонгийцев, потом медленно вдохнул и вышел на улицу.
— Можем такси взять, если тебе неуютно, — предложил я успокаивающе. — Хотя банк всего в двух кварталах.
Краем камеры я ухватил побледневшее лицо самки, когда та бессознательно поправила волокна на голове, провожая взглядом фиолетовых пылесосов.
— Не нужно, Макс, — голос Иры чуть дрогнул, — я в норме.
Но последняя картинка, как и частота взмахов руки самки во время движения, говорили об обратном. Действительно, вокруг было, пожалуй, слишком оживленно и шумно.
— Не сходи с желтой линии, — напомнил я, как только Иру качнуло в сторону.
— Да толкаются же все! — Она раздраженно посмотрела на протиснувшееся мимо сумчатое млекопитающее. — А это что, Ма-а-а-а-кс?!
Навстречу потоку инопланетян, отбрасывая длинную овальную тень, двигался пятиметровый обитатель Глизе.
— Макс… — Ира застыла на месте, глядя, как другие существа спокойно проходят под брюхом огромного паука, не обращая на того ни малейшего внимания. — Макс, он нас не раздавит?
— Нет, если не будешь болтаться на синей линии.
Симбионт непроизвольно взглянул под ноги и, убедившись, что находится в заданном лимите дорожки, несмело зашагал вперед. Членистоногое осторожно перебирало длиннющими мохнатыми лапами, переставляя их медленно, одну за другой, при этом вращая во все стороны тремя парами обсидианово-черных глаз.
— Не бойся, — подбодрил я симбионта, — видишь, как он выбирает место, прежде чем ступить. Двигай давай! А то такими темпами мы до магазинов одежды и до завтра не доберемся.
Услышав сразу два мощнейших мотиватора для подвида Б — «магазин» и «одежда», — Ира значительно ускорилась, гордо проплыв под тушей паука вместе с другими пешеходами. А миновав его, бесстрашно зашагала еще быстрее.
— Так, вот тут сверни, — скомандовал я, когда самка поравнялась с узкой нишей воздухопровода.
— А что тут? — опасливо спросила Ира, заглядывая в полутемный проулок, заканчивающийся глухой стеной с решеткой вентиляции. — Тут ничего нет, Макс!
— Знаю, поэтому нам именно сюда, — ответил я, отключив внешний интерфейс навигатора. — Заходи. Надо поговорить.
