же ошибки повторились и в летней кампании 1942 года. Все это говорило о том, что трагические события лета 1941 года были не только следствием того, что советские войска не были приведены в полную боевую готовность, но и многих других факторов, о которых говорилось выше.
Но с опытом, пусть в значительной мере негативным, приходило и понимание того, как надо воевать, чтобы одолеть немцев. Весь 1942 год Красная Армия овладевала «наукой побеждать». Об этом свидетельствуют директивы и приказы Верховного главнокомандующего и нарком*а обороны. Вот только некоторые из них: «О сущности артиллерийского наступления» (10.01.42), «Об организации взаимодействия между штабами сухопутных войск и флота» (20.04.42), «Об улучшении радиосвязи» (18.05.42), «О совершенствовании тактики наступательного боя и боевых порядках» (08.10.42), «О боевом применении бронетанковых и механизированных войск» (16.10.42). Одновременно правительство не жалело усилий, чтобы создать слаженное военное хозяйство, обеспечить необходимый военно-промышленный потенциал страны. Принимаемые меры по укреплению фронта и тыла дали свои результаты. Уже Сталинградская битва показала силу и возросший уровень военного искусства Красной Армии.
Опираясь на растущую возможность военного производства и накопленный боевой опыт войск, советское командование приступило к созданию крупных общевойсковых, бронетанковых, артиллерийских, авиационных и других соединений и объединений.
Новая боевая техника («Т-34» с 85-мм пушкой, 57-мм и 122-мм пушки, самолеты «Як-7», «Як-9», «Ла-5», самоходные артиллерийские установки «Су-76» и др.), поступавшая в значительном количестве в войска, увеличила боевую мощь армии. В организации войск произошли изменения. Была найдена близкая к оптимальной организация стрелковой дивизии (9435 чел., 250 арторудий, 123 автомашины). Дивизии объединялись в стрелковые корпуса. Появились танковые и механизированные корпуса, обладавшие большей подвижностью и боевой мощью (около 200 танков, 50 сау, 160–200 орудий). После ряда экспериментов 1942 года в 1943 году сложилась оптимальная организация танковых армий (2 танковых корпуса, 1 мех-корпус, несколько полков артиллерии, специальные части)[539]. В артиллерии были сформированы крупные соединения: корпуса и дивизии прорыва, истребительно-противотанковые артиллерийские соединения. Еще осенью 1942 года завершилось формирование воздушных армий. Они состояли из авиакорпусов, включавших авиадивизии, имевшие на вооружении однотипные самолеты. Воздушная армия в составе фронта имела преимущественно истребительную авиацию (40–60 %). Бурно развивалась штурмовая авиация (с 4,4 % в 1943 г. до 32 % в 1945 г.)[540]. Развивались и совершенствовались и другие рода войск.
В результате всех этих перемен увеличилась ударная и огневая мощь стрелковых и танковых соединений, повысилась маневренность танковых и механизированных войск, возросла возможность маневра артиллерией, эффективней стала действовать авиация.
Изменился способ формирования резервов. Они стали создаваться за счет выведенных из боя имевших опыт формирований, а также переброски кадровых дивизий из Закавказья и с Дальнего Востока. Широкое внедрение радиосвязи в войска улучшило надежность и оперативность управления.
В Курской битве советские военачальники показали уже достаточно зрелый уровень искусства вождения войск, а офицеры — боевого мастерства. Успеху способствовало повышение огневой мощи и подвижности войск. «Если психологический перелом в Красной Армии произошел после Сталинграда, — пишет английский историк Р. Кросс, — то после Курска советские войска не только овладели инициативой, чтобы уже не отдавать ее, но и демонстрировали свое постоянно растущее материальное превосходство»[541].
Действительно, в битве под Курском советская военная техника показала свою силу. Военное искусство Красной Армии заблистало новыми гранями. Полтора года трудной кровавой учебы не прошли даром. Начальник штаба сухопутных войск вермахта Ф. Гальдер, давая уже после окончания Второй мировой войны оценку Красной Армии, писал: «Русское военное руководство, потерпевшее крушение со своим принципом жесткой обороны в 1941 году, развилось до гибкого оперативного руководства и провело под командованием своих маршалов ряд операций, которые по немецким масштабам заслуживают высокой оценки»[542]. Такое признание, как говорили герои А. Н. Островского, «дорогого стоит». Наша армия преодолела недостатки, стала первоклассной и погнала врага на запад, а затем разгромила армии фашистского блока и поставила победную точку в Берлине.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В сложной обстановке 30-х годов политика коллективной безопасности не смогла набрать силу из-за взаимного недоверия СССР и западных демократий. Аншлюсе Австрии, захват Чехословакии, мюнхенский сговор западных держав с Германией и Италией в 1938 году подорвали политику коллективной безопасности. Весной 1939 года угроза германской агрессии нависла над Польшей. Англия и Франция, давшие Польше гарантии защитить ее от агрессии, стремились дипломатическими путями воспрепятствовать надвигавшейся германо-польской войне.
Западные державы, где господствовал версальский менталитет диктата, видели в СССР лидера сил «мировой революции», боялись «левой альтернативы» больше фашизма. Кроме того, они полагали, что сталинские репрессии ослабили Советский Союз, снизили боеспособность Красной Армии, сделали СССР неэффективным союзником в войне. Руководство СССР считало (не без оснований), что Англия и Франция ищут в соглашении с СССР односторонних преимуществ, стремятся взвалить на него основную тяжесть военных действий в случае возникновения войны в Европе.
В реальной обстановке 1939 года война в силу этих обстоятельств оказалась неизбежной. Политическая доктрина Германии была нацелена на захват путем вооруженного насилия общеевропейского, а в дальнейшем и мирового господства; милитаризованная экономика Германии превратилась в самодовлеющий фактор, требовавший «прыжка в войну»; вермахт резко опередил в военно-техническом отношении западные державы. Союз СССР с Англией и Францией являлся единственным средством предотвращения войны, но для его реализации необходимы были следующие условия: осознание общечеловеческой угрозы нацизма и фашистского нашествия; взаимное доверие и уверенность, что каждый из союзников выполнит свои обязательства, их совместная решимость не только остановить агрессоров, но и разрушить нацистский рейх и его сателлитов в надвигавшейся войне; поддержка малыми и средними государствами Европы и США союза Англии, Франции и СССР.
Этих условий не было. Самоубийственная логика «каждый за себя», недооценка опасности фашизма, неспособность и нежелание неагрессивных держав подчинить свои эгоистически понимаемые национальные интересы общей задаче разгрома фашизма, стремление решить свои проблемы за счет других государств и народов привели к войне в условиях, наиболее выгодных для агрессоров.
Война стала результатом примата насилия над политикой и попустительства агрессору со стороны демократических стран. Классовые противоречия на международной арене оказались сильнее общечеловеческих интересов. Политический аморализм, циничный прагматизм возобладали над разумной нравственной политикой.
Задачей советского руководства летом 1939 года было не позволить втянуть СССР в войну, которая в августе 1939 года виделась как неизбежная. Договор с Германией о ненападении обеспечивал такую возможность, по расчетам советского руководства, надежнее, чем неопределенная перспектива зыбкого союза с западными державами. Подписание договора не сняло принципиальных идеологических разногласий и спорных политических вопросов между двумя тоталитарными системами, угроза конфликта сохранялась, но отодвигалась во времени. Однако приобретенная ценой политических и моральных издержек отсрочка вступления в войну наряду с тактическими
