а потом возвращается пешком, чтобы показать, как лучше проехать через грязь и воду, чей желтоватый цвет увеличивает во мне страх столкнуться с какой-нибудь скрытой ловушкой. На одном отрезке, где дорога становится узенькой полоской твердой земли, которая противостоит – благодаря тому, что по ней часто ходят местные жители – наступлению леса, пытающегося упрямо вернуть себе то, что у него отнял человек, вижу, что тропа перегорожена потоком. Он не очень широкий, но с крутыми берегами, и через него трудно перебраться. Останавливаюсь и обдумываю, как же лучше проехать с одного берега на другой, избежав возможного падения в воду. Присутствие детей, остановившихся рядом, наводит на мысль, что я недалеко от какого-то селения.
Сажусь в седло; Ален уже перебрался на другой берег, но стоит у потока, готовый вмешаться в случае необходимости. Переправа занимает несколько секунд, показавшихся мне, однако, очень долгими. Я справляюсь хорошо, поскольку уже поднакопил кое-какой опыт. Однако опыта переправы через реку вброд у меня еще не было – и мне придется сделать это для того, чтобы попасть в селение Омбо!
В сумерках, преодолев почти сорок километров, добираемся до деревни Мюзенж. Ален все это расстояние прошел пешком, зачастую бегом, а Тересфор много раз слезал со своего мотоцикла, чтобы помочь мне в особенно ответственных местах.
В селении очень людно, особенно из-за присутствия торговцев на велосипедах. Несколько раз я встречал их по дороге, нечеловеческими усилиями толкающих в грязи и воде велосипед, нагруженный десятками ящиков пива и другими товарами.
Если бы я лично не присутствовал при таких сценах, то никогда бы не смог вообразить, что человеческая нищета может принять форму торговли на велосипеде, единственно возможную на этой африканской дороге, состояние которой не позволяет проехать грузовикам и внедорожникам. Насчитываю двадцать велосипедов, но постоянно приезжают новые. Каждый велосипед сопровождают два человека: один держит руль, удлиненный с помощью куска дерева, чтобы легче управлять, второй – поддерживает груз, оставаясь сзади и толкая велосипед.
У меня сжимается сердце при виде этих людей – некоторые из них босы и одеты в тряпье – приговоренных к каторжной работе, и все с целью наполнить желудок фуфу и купить несколько сигарет.
Поставив палатку, усаживаюсь прямо на земле – покурить и подумать. Таблетки, выданные мне «Врачами без границ» в Любютю, подействовали: зуд почти совсем прекратился, так что ночью, может быть, я смогу спокойно поспать и восстановить силы. На площадке, где стоят десятки мотоциклов, собрались группки торговцев, они тихо разговаривают при свете керосиновой лампы или свечи в спокойном и теплом вечере маленького селенья. Их речь доносится до меня, словно шепот, наполняя душу чувством умиротворения и спокойствия. Тем не менее, тот факт, что я разделил на короткое время их мучения на дороге, не ослабляет чувство вины за то, что я – просто турист среди приговоренных к нищете, чья жизнь, вероятно, никогда не изменится.
Утром побудку играет какой-то металлический шум, вырывающий меня из состояния полудрёмы: уже давно не удается спать глубоким и долгим сном. Выхожу из палатки, в двух шагах от меня какой-то торговец занят починкой перекошенной вилки своего старого велосипеда. Большинство людей уже уехали, и остальные тоже торопятся сделать это. Перед отъездом из Мюзенжа решаем с Тересфором перегрузить часть моего багажа на его мотоцикл: с меньшим грузом на Веспе будет легче преодолевать препятствия на дороге. До Омбо еще почти сорок километров, надеюсь проехать их за один день. Ален ушел – мы договаривались, что он проводит меня только до Мюзенжа. Я ему заплатил больше того, о чем столковались сначала: он выкладывался по полной, чтобы помочь мне. На пути к Омбо встречаю и обгоняю, одного за другим, медленно двигающихся торговцев, они вежливо уступают дорогу, некоторые здороваются, обращаясь ко мне по имени.
Я часто останавливаюсь, чтобы угостить кого-нибудь сигаретой, но Тересфор умоляет не терять времени: он спешит, потому что вакцина, которую он должен доставить, может испортиться из-за жары. Дорога вроде бы стала лучше, время от времени мой сопровождающий исчезает, чтобы потом неожиданно появится на самых трудных участках. Сначала я беспокоился, ведь знаю лишь его имя и ничего больше, и если он надумает сбежать с моим багажом, то не буду знать, где и как его разыскать.
Но Тересфор заслуживает полного доверия. И когда мы доберемся до Омбо, а он ничего не попросит за свою помощь, я устыжусь, что сомневался в нем. Ближе к полудню останавливаемся на отдых, кажется, у торговцев это место привычное для привала: десятки велосипедов стоят у края дороги, прислоненные к длинной палке, служащей опорой. Пользуясь остановкой, очищаю колеса скутера от грязи и – с помощью Тересфора – заменяю совсем износившиеся тормозные колодки. В двадцати километрах от Омбо останавливаемся в маленькой деревушке – там находятся медики, которым Тересфор должен передать вакцину и дверку холодильника, приладить ее он намерен сам.
Место красивейшее, не похожее на все то, что я видел с тех пор, как въехал в Киву. Мой взгляд больше всего поражает необыкновенное обилие разнообразных цветов. Дожидаясь, пока мой товарищ закончит работу, я разгуливаю по деревне, чтобы размять ноги. Когда Тересфор выходит от медиков, на лице у него выражение удовлетворенности – он завершил дело, доверенное ему медицинскими властями, для которых он работает.
Выезжаем без промедления на Омбо. По дороге часто встречаем небольшие группы людей с автоматами Калашникова, они проходят совсем рядом, даже не удостоив нас взглядом. Тересфор говорит, что это мятежники, и советует никогда не смотреть им в глаза. В пять вечера добираемся до цели. Я рад, что все прошло гладко и после целого дня усилий и мучений смогу наконец-то принять душ и поесть.
В пространственно-временном контексте, в котором понятие счастья относительно и прочно связано с удовлетворением основных материальных потребностей, я предвкушаю момент, когда вылью на себя привычные ведра воды и порадую желудок чем-нибудь горячим. Но мои гедонистические желания не учли одной реальности: чтобы въехать в Омбо, надо переправиться вброд через реку.
Я стою на берегу, испуганный, и не могу решиться. Перебраться через реку было бы проблематично даже на мотоцикле, а с Веспой это действительно рискованно и опасно. Дно реки покрыто скользкими булыжниками. Глубина воды на середине реки превышает пятьдесят сантиметров. На обоих берегах реки сотни людей – главным образом, дети – ждут, когда я войду в воду. Представление, какое я собираюсь устроить – а отвертеться от него никак не могу, – для них совершенно неожиданный спектакль с неизвестным финалом и, следовательно, еще более захватывающий
