вам где что, а потом вы разгружаться будете? — предложила Анна, когда все сгрудились вокруг неё. — Мне просто бежать надо. У нас сегодня в клубе беседа, так что приходите, если будет время и желание, познакомимся.
— А на какую тему беседа? — сразу же влез Зубатов.
— Да нет определённой темы, просто поговорим и жизни, о нашем будущем, — улыбнулась Анна, — девушкам нужны ориентиры.
— Но ведь у нас главный ориентир — коммунизм! — возразил Зубатов.
— Я не спорю, — Анна подняла на него свои чудесные глаза и мягко добавила, — но ведь это девушки, понимаете? Им так хочется любви, семьи, детишек, всей этой радости. Они же сами выкорчёвывают пни, рубят лес, засеивают хлебами поля…
— Как сами? — удивлённо захлопала глазами наивная Люся.
— Вот так, — развела руками Анна, — у нас в коммуне запрещены мужчины.
— Не может быть? Почему? — посыпались вопросы агитборигадовцев.
— Это наш вызов сильному полу! Понимаете? — улыбнулась Анна, — девушки хотят доказать, что советская женщина может всё! Даже управлять государством. И вот об этом тоже говорить надо. Но и о коммунизме тоже. Так что приходите к нам, мы с удовольствием с вами побеседуем.
Она показала где и что и упорхнула.
Что ж, подготовились коммунарки хорошо. Даже отлично, я должен сказать. Пусть опыт гастролей у меня ещё невелик, но уже всё равно поездил. Так вот, нигде ещё нас так не принимали.
Здание бывшего трактира было чисто вымыто и натоплено. Нас уже поджидали кровати, настоящие, а не тюфяки на полу, как обычно. На каждой кровати был толстый, набитый соломой матрас, и подушка. Рядом, у изголовья, стопочкой лежало постельное бельё и шерстяное солдатское одеяло.
Разместили всех по двое. Мне опять (как всегда) повезло — досталась каморка, очевидно для прислуги, на первом этаже, сразу за кухней. Всем остальным предстояло жить на втором этаже, в комнатах.
— Уффф! — я стянул влажную куртку и повесил её ближе к горячей печной стене, сбросил ботинки и рухнул на матрас, — Моня, Енох, вы где?
— Здесь мы! — передо мной замерцало зеленоватое сияние и появились мои призраки.
— Ну как вам тут? — спросил я.
— Очень легко, — восторженно сообщил Енох, — сам не пойму. Прямо аж летать хочется.
— Может, это после Яриковых выселок так?
— Нет, это даже после города N так, — буркнул Моня и вдруг добавил, — ты глаза её видел?
— Анны?
— Да.
— Красивые, — удивился я, вот уж не думал, что Моня прям эстет такой, — у Изабеллы ещё красивее и побольше.
— Нет, Генка, здесь не то, — покачал головой одноглазый, — у неё такие глаза… как бы тебе объяснить…
— Прекрасные? — подсказал я.
— Лучезарные? — подсказал Енох.
— Да ну вас! — рассердился Моня, — не могу объяснить. В общем, такие как у Софрония этого.
— Но Софроний отшельник, святой человек. А Анна — большевичка, руководитель женской коммуны и рабочей артели на селе.
— Вот это меня и удивляет, — задумчиво сказал Моня.
Мы быстренько разместились, и Гудков погнал нас всех знакомиться с коммунарками. Встреча была в клубе. Над большой, убранной гирляндами с бумажными цветами сценой висел транспарант:
Пролетарка станка должна протянуть руку помощи своей более темной, более отсталой сестре — пролетарке сохи и приобщить ее к своему движению! И. Арманд
Меня приятно удивил довольно большой актовый зал. А уж агитбригадовцы как были рады — отпадала необходимость ставить шатёр-шапито и давать представления на улице. В тёплом светлом актовом зале всё-таки намного лучше. Правда места маловато, но можно просто несколько акробатических фигур отменить.
Единственный минус — вместо театральных кресел, или хотя бы стульев, в зале стояли простые лавки. Но девушки не жаловались, сидели прямо, с ровными спинами.
Они были разные — были совсем ещё юные, которые постреливали любопытными глазёнками в нашу сторону из-под платков. Были женщины намного постарше — две я заметил хорошо так за пятьдесят.
Примечательно, что все они одеты были в длинные юбки и тёмные платки.
Беседа ещё не началась, ждали девушек с дальнего коровника.
Воспользовавшись свободным временем, Зубатов спросил Анну:
— А почему все женщины в тёмных платках и длинных юбках?
Мне показалось, или на лице Анны промелькнул страх. Однако она широко улыбнулась и ответила:
— Такие платки завезли к нам в магазин. Других не было. Бабухино — такая глушь. А вот длинные юбки сами женщины любят, в них не холодно и ветер не поддувает.
— А как же красота? — вклинилась Нюра.
— А перед кем нам красоваться? Мужчин у нас нет. Есть только работа.
Они продолжили спорить о роли женщины на селе, когда я обратил внимание на одну деталь: каждая девушка или женщина, которая входила в актовый зал, смотрела в дальний угол с полупоклоном, тихо проходила и молча садилась на своё место.
Вообще в зале не шумели, хотя беседа ещё не началась.
Наконец, мы дождались опоздавших и беседа началась.
Анна вышла на середину и сказала:
— Сёстры! Мы сегодня собрались здесь чтобы поговорить о нашей жизни, о мечтах и желаниях, живущих в наших сердцах. Сегодня у нас гости. Да вы все уже знаете об этом! Мы же ждали несколько дней!
Анна повернула сияющие глаза к нам и продолжила:
— Это Агитбригада «Литмонтаж» из города N. Да-да, наши товарищи из соседней губернии приехали к нам, чтобы показать интересное представление, побеседовать на острые темы. Давайте я вам представлю наших гостей, а вы уже потом познакомитесь с ними поближе.
Анна назвала каждого из нас по имени, мы вставали, чуть кланялись, а коммунарки горячо аплодировали. Даже Гудков отмяк.
— Сёстры! — сказала Анна и гул голосов моментально стих, — позвольте зачитать вам письмо. Пишут нам крестьяне из деревни Дерюжки. Я сейчас зачитаю.
Она развернула сложенный листочек и принялась громко, с выражением, читать:
— Мы изголодавшиеся и бедные материально крестьяне. Но мы богаты духом, сильны и тверды настроением. Мы свято верим в победу трудового класса, в победу пролетариата и советской деревни! Мы, как пролетариат и беднейшее крестьянство. Мы раскроем невиданный и желанный идеал братского единения и таким путем уничтожим желание личной наживы и толкнем массы к воспитанию нового советского человека! Во имя этих идей мы и просим вас о помощи с
