Книга Горячие дни - Джейн Энн Кренц

Грейс ходила взад-вперед по гостиничному номеру. Ей никак не удавалось унять дрожь. Лютер завез ее сюда почти двадцать минут назад. Сейчас он уже в номере Вивьен Райан. Он бывший коп, напоминала она себе. Он знает, что делает. Кроме того, второе действие «Волшебной флейты» еще не закончилось. Как раз в этот момент Царица на сцене исполняет арию, в которой призывает собственную дочь убить ее отца.

Времени достаточно, размышляла Грейс. Райан не покинет театр, пока в своей уборной не примет всех почитателей. Она же дива в прямом смысле слова: поклонение нужно ей как воздух. Все это записано в ее ауре.

Грейс дошла до стены, развернулась и пошла в обратном направлении. Ну почему она не может избавиться от этой ужасной, проникающей во все поры тревоги? Ее восприятие обострено до предела. Только глубокое дыхание и это хождение по комнате позволяют справиться с зарождающейся паникой. Она вдруг сообразила, что сейчас ею владеют абсолютно новые эмоции. Раньше она переживала только за себя. Сейчас же, впервые после смерти матери, беспокоится за другого человека, которому угрожает опасность.

Хотя с Мартином Крокером у нее были довольно близкие отношения, она никогда не испытывала этой тревоги, даже тогда, когда поняла, какие перемены происходят в нем под действием препарата. Они с Мартином были друзьями и деловыми партнерами. Их связывали теплые чувства, но между ними никогда не возникала любовь. В самом конце Мартин вызывал у нее лишь грусть, сожаление и обиду за предательство. А потом, как всегда, надо всем возобладал ее обостренный инстинкт самосохранения.

Но с Лютером все по-другому. Его безопасность важнее, чем ее собственная.

«Я люблю».

Это открытие заставило Грейс резко остановиться. Ее взгляд упал на мерцающий монитор компьютера на письменном столе.

«Я люблю».

Ее охватило странное облегчение. Так вот что это такое — любить. Это вовсе не страсть, которую она испытала в объятиях Лютера. Это не взаимопонимание, установившееся между ними, не принятие права каждого на собственное прошлое, не умение взаимодействовать с даром другого. В том, что она испытывает к Лютеру, все это, конечно, присутствует, но есть и еще кое-что: узы, имеющие в своей природе парапсихические свойства, связь, которую невозможно описать простыми словами. Полнее всего эти чувства можно обозначить словом «любовь», но и его недостаточно. Грейс знала: что бы ни уготовила ей судьба, Лютер будет жить в ее сердце до конца ее дней.

Неудивительно, что об этом всепоглощающем чувстве писали оперы, продолжала размышлять она. И в то же время у любви есть один существенный недостаток. Человек становится уязвимым.

«Но ко мне это не относится», — подумала она и слабо улыбнулась.

— Ладно, я люблю, — обратилась она к монитору. — Но это все равно не объясняет, почему я стою здесь, разговариваю с компьютером и борюсь с паникой.

Звонок телефона заставил ее вскрикнуть от неожиданности и даже подпрыгнуть. Чувствуя себя полной идиоткой, она подбежала к сумке и вытащила мобильный. На дисплее отображался номер Фэллона Джонса.

— Мистер Джонс, — сказала она. — Это Грейс.

— Вы в порядке? Что-то вы запыхались.

— Все нормально. Я жду возвращения Лютера, он обыскивает номер Вивьен Райан. Я немного нервничаю.

— Успокойтесь. Лютер знает, что делает. Я звоню вот зачем: агент, которого я направил в дом Уильяма Крейгмора, нашел стенной сейф. Один из наших шифровальщиков смог открыть его. Там обнаружились довольно интересные документы. Крейгмор — отец Сирены.

Потрясенная Грейс села на кровать.

— Вы серьезно, сэр?

— Грейс, вам следовало бы давно понять, что я всегда серьезен. Но это не все. У Вивьен Райан есть единокровная сестра. Ее зовут Дамарис Кембл.

— Она тоже певица?

— Нет. Очевидно, Дамарис унаследовала дар Крейгмора. Она генератор энергии на кристаллах.

— Вы думаете, она тоже втянута в это дело?

— Мы анализируем эту вероятность.

Грейс, задумавшись, запустила руку в волосы.

— В генеалогических архивах не упоминалось, что у Вивьен Райан есть единокровная сестра. Насколько я помню, вы сказали Лютеру, что Крейгмор не мог иметь детей.

— Получается, что в молодости, когда Крейгмору было чуть за двадцать, перед тем как он стал работать на то безымянное государственное агентство, он сдал свою сперму в банк при клинике, обслуживавшей исключительно членов Общества.

Грейс похолодела. Ее охватили те же самые ощущения, как в тот момент, когда Сирена брала высокую фа.

— При клинике Бернсайда?

— Именно. Много лет назад клиника полностью сгорела. Все архивы погибли. Но у нас есть подозрения, что к поджогу причастен Крейгмор — ведь медицинские карты его дочерей лежали в сейфе. Похоже, он проник в клинику, забрал нужные ему карты и поджег архив.

— А ради чего все это?

— Я говорил вам, этот человек десятки лет работал на тайное правительственное агентство. От такого бизнеса часто развивается паранойя. Вероятно, он хотел иметь гарантии, что ни одна из его дочерей не разоблачит его.

— А сколько… сколько же у него дочерей? — прошептала Грейс и вдруг сообразила, что затаила дыхание.

— Две. Вивьен и Дамарис.

Она зажмурилась, не зная, как реагировать — с облегчением или с тревогой.

— Вы уверены, что только две?

— Он дал это ясно понять в своих записях. Он задался целью разыскать всех своих детей и очень расстроился, когда обнаружил, что есть всего две девочки.

— Ясно.

— Вы, Грейс, не его дочь. — Его голос прозвучал очень ласково. — Подумайте об этом. Я уверен, что вы уже изучили профиль своего отца. Ваша мать включила его в генеалогические данные, когда регистрировала вас. Он сильно отличается от профиля Крейгмора. Во-первых, у Крейгмора карие глаза. Ну а потом, он генератор энергии, а не стратег.

Грейс почувствовала себя «Титаником» сразу после столкновения с айсбергом.

— Вы знаете, что я тоже из клиники Бернсайда? — с трудом произнесла она.