мечи» — всё железо острога шло на военные нужды.
«Сколько труда потеряно, — вздыхал Дурной. — Сколько потом придется обратно переделывать… Но сейчас победить надо. Чтобы это „потом“ вообще состоялось».
Где-то царил огонь, а вот на стенах правила бал вода. Ивашка собрал до сотни баб и детишек с ведрами, которые беспрерывно стояли в очередях у колодцев, бегали к Бурханке и обратно — и проливали стены. «Делон» хотел буквально пропитать укрепления водой, чтобы никакой огонь их взять не мог.
Все имеющиеся лодочки заполонили Зею — ловили рыбу. Тут же на берегу добычу вялили, коптили — как попало, чтобы хоть пару недель продержалась — и свозили в острог. А заодно рыбаки за вражинами следили… Иногда даже подплывали и причиняли им моральный ущерб смачной бранью. Старик бы одобрил. Да занят был.
— Сколько пороху у нас, Тимофей?
— А ты сколь из походу привез, ирод?
— Мало, Старик. Пушечных зарядов пуда полтора. А самопальщики практически всё расстреляли. Может, у кого на один-два выстрела осталось…
— Оть шишига дурная! — завхоз Тимофей озлился так, будто Санька порох в реку высыпал. — Ну, и всё, значитца! Я тебе еще около пуда наскребу — от и забудь об зелье… Селитра еще мается твоя, поганая! Хошь, ею постреляй!
Первую селитру из навозных «грядок» они все-таки выпарили. Но, поскольку вопрос с серой никак не решился, то и лежала она без дела. Да только такое время наступало…
— Отлично, Тимофей! Спасибо, что напомнил!
И Дурной рванул из Арсенальной башни, как на пожар. Обсудил идею со скучающим Якунькой, и в тот же день первый амурский мануфактурщик наладил линию по производству гранат. Налепить из глины горку маленьких горшочков, наскоро их обжечь, натолочь древесного угля, смешать с селитрой, засыпать в горшочки, закупорить и обмотать ветошью, смолой пропитанной. Конечно, фигня, по большому счету. Но гореть будет. А если прямо во врага попасть — может того и из боя вывести.
У Гунькиной бригады спешно изъяли часть древесного угля, и в короткий срок Якунька наделал пару сотен «гранаток». Потом селитра кончилась, но главное…
— Бусы! Бусы! Плывут, нехристи!
Глава 56
Корабли Шархуды шли ходко, сегодня ветер явно помогал им. Лагерь на левом берегу тоже оживился, забурлил… Но до вечера так ничего и не произошло. А утром гонцы — сосредоточенные и мрачные — сообщили:
— Грузятся.
Дурной поспешил к берегу Зеи: река была вся в парусах. Еще вчера богдойские бусы сосчитали — пришло ровно 36 кораблей. То ли, на Бурее удалось потопить больше, чем надеялись, то ли сюда Шархуда привел не весь свой флот — неясно. И всё равно корабли маньчжуров представляли собой внушительное зрелище. Даже немного подавляющее: вот они, битком набитые воинами, медленно, но неотвратимо приближаются, борясь с могучим течением Зеи. Вот ты уже замечаешь отдельные лица — широкие и смуглые. Они столь же сосредоточены, как и лица темноводцев. Руки в волнении сжимают рукояти сабель и ложа мушкетов…
— Сейчас! — рявкнул Турнос, заставив Дурнова вздрогнуть.
И в тот же миг 12 стволов дружно жахнули, окутав берег пахучим дымом. Бусы Шархуды двигались точнехонько на устье Бурханки — запомнили маньчжуры, куда утекли лоча. Двигались плотно. Но не видели они очередную скрытую батарею, которую сколотили еще в мае и тщательно замаскировали. Осталось только подвести пушечки.
Санька сразу дал установку пушкарям: у вас только два выстрела — и чтобы ни одно ядро зазря не улетело! Смешавшие суда маньчжуров принялись бестолково лавировать, так что второй залп нанес заметно больше повреждений — по меньшей мере в пяти бортах началась течь, над одним даже дымок появился.
— Уходим! — с болью в сердце приказал Санька. Сейчас бы палить и палить в упор, топить врага… но пороха не было совершенно!
На этот раз пушечки были на колесах, так как от берега до Темноводного проложена весьма ровная дорожка. Артиллерию быстро припрягли к лошадкам (едва нашли дюжину — вся кавалерия осталась у Аратана на том берегу) и покатили ее в крепость. Маньчжуры начали яростно палить по батарее с кораблей, но там уже было пусто.
Казаки успели скрыться в Темноводном, даже пушки на раскаты затащили, когда, наконец, к стенам подошли враги. Маньчжуры не спешили. Всего пять-шесть бусов вошли в Бурханку, но и они не дотянулись до острога — слишком мелко. Остальные пристали к берегу Зеи — и началась планомерная высадка. Крупные отряды подошли к крепости и с юга, и с севера.
Осматривались.
— Началась осада, — невесело усмехнулся Ивашка «Делон», стоя на площадке воротной башни. — Не поспел твой Араташка…
Планировалось, что маленький тигр со всей своей даурской ордой переправится через Зею севернее, где кони смогут переплыть реку, а потом спустится к Темноводному. Но конницы не было.
— Так десять дней — мудрено было б успеть, — заступился за друга Санька. — Да я всё равно не запускал бы их внутрь острога. На конях в поле надо биться.
«Но всё же было б здорово договориться о совместных действиях заранее, — продолжил он свою мысль про себя. — Мало ли что учинит маленький тигр, увидев острог в осаде…».
О самом тревожном он старался даже не думать. А придут ли вообще дауры? Это же не его войско. Союзники. Решат, что уже навоевались… Испугаются, в конце концов. Конечно, там осталась сотня Тюти и Хабила — эти точно вернутся. Но одна сотня здесь мало что сможет.
Следующие два дня маньчжуры… копали. Не только, но, в основном, копали. На юге, за Бурханкой расчистили от мелкой поросли большой пятак и поставили лагерь. А уже затем принялись окапывать сам острог: батареи ставили на высоких основательных насыпях, старательно защищая и копателей, и пушки. И ведь можно их достать! Сверху-то бить завсегда сподручнее. Но пороха на это не было. Даже ядер заготовили с запасом, а вот зелья порохового осталось с гулькин нос. Накануне вечером Дурной даже пошел на суровые меры:
— Всем стрелкам — сдать свои запасы пороха!
На одну пищаль оставили по одному заряду. Остальное изымалось. Казаки лишний раз перетряхивали свои берендейки, осторожно ссыпали зернышки из каждого пенальчика, боясь, что хоть щепотка просыплется, сдует ее ветром… Собрали еще на дополнительных два-три залпа.
Бойцы ругались. Но что делать — пушки важнее. Особенно, если на острог попрет какая-нибудь осадная башня или иная вундервафля. Это ж азиаты, с них станется.
Началось на третий день. Санька еще был дома (подыскивал аргументы, чтобы не пустить бесенка на стену), как вдруг перестал слышать самого себя. Из-за грохота. Шархуда отдал приказ — и полсотни стволов принялись засыпать крепость ядрами.
На миг стало
