и шагнула наружу. Бартеломью выскочил следом, и принялся озираться вокруг, разыскивая нужных ему людей.
— Вот, вот они! — он ткнул пальцем в идущих по другую сторону парка Энни и Гледис.
— Что вы хотите знать? — голос у Ален был тяжелый. Она выговаривала слова медленно, будто что-то обдумывая.
— Медсестра ведьма?
— Была, пока вот эта стерва не полакомилась ей. — Ален не сводила глаз с Гледис.
— Какая стерва?
— Та, что идет рядом с ней.
— А кто рядом с ней?
— Черная вдова. Я их так называю. Она питается душами людей. Вот эта, например, раз шесть замужем была. И все шесть раз мужья умирали. Кто-то по своей воле, кто-то от болезни, кто-то от несчастного случая. И медсестре вашей недолго осталось. Пустая оболочка не может жить без души. День-другой и все.
— Медсестра?
— Медсестры больше нет! Все. Забудьте про нее.
— Как? Не пойму.
— Глядите, — Ален показала в сторону Энни и Гледис. — Вон идут двое. Видите?
Бартеломью кивнул.
— Ведьма, и медсестра.
Старик отрицательно замотал головой.
— Нет. Ведьма-медсестра, и пациентка.
Ален в упор посмотрела в стекла очков Бартеломью.
— Ведьма, а рядом с ней то, что осталось от вашей медсестры. Вы видите сейчас не живую медсестру, а пустую оболочку, которая скоро умрет. Вероятней всего от несчастного случая.
— Получается, что та дамочка ведьма?
— Ну, наконец-то! — улыбнулась Ален. — У вас поразительная проницательность.
— И эта ведьма — черная вдова. Да?
— Бинго! — Ален перешла на шепот. — Но самое интересное знаете в чем?
— В чем? — Бартеломью тоже понизил голос.
— Она, эта ведьма, ищет себе приемника. Потому, что ей тоже осталось недолго. Она присмерти.
— Что?
— Она умирает.
— Зачем же она тогда убила медсестру?
— Откуда я знаю? Просто так, ради удовлетворения своих амбиций. Может она ей внешне не понравилась.
Бартеломью раскрыл рот от удивления.
— Не смотрите на меня так! И такое бывает.
— А почему она медсестру к себе в приемники не взяла? — спросил старик, когда пришел немного в себя.
— Так она же ведьмой была! — засмеялась Ален. — Ведьма ведьме не может передать свою силу. Только простому человеку. Лучше всего ребенку.
— А сколько ей осталось, этой черной вдове? Можете сказать?
— Не больше недели. Она одной ногой в могиле уже стоит, стерва старая.
Бартеломью посмотрел в глаза Ален, и, собравшись с силами спросил:
— Вы, я вижу, снова ведьма?
— Как видите, да.
20. Ключи
— Господин Фастрич, — голос медсестры был вкрадчивый, ласковый. Она сидела на краешке кровати, и измеряла давление. — Знаете Гледис Нетт? Женщину, что живет в конце коридора, возле лифта.
— Нет. А что? — спросил Кил с дрожью в голосе.
— Дело в том, — продолжала медсестра. — Что ей очень одиноко. А увидев вас, такого импозантного мужчину, она совсем потеряла покой. Ей почему-то кажется, что вы с ней раньше встречались. Правда она не может вспомнить где, и когда. Но уверена в этом на сто процентов.
— Нет, это исключено! — отрезал Фастрич. — Я бы точно не забыл такую, такую… — Он запнулся, подбирая слово. — Такую интересную особу.
— Вы правы. Она очень своеобразна. — Энни выдержала паузу, и продолжила. — Но, стеснительна как ребенок.
— Странно, — озадаченно пробормотал Кил. — Я, наверное слишком долго был без сознания. Потому, как совершенно не припомню, когда это скромность стала пороком?
— Нет! Что вы! — Энни залилась краской смущения. — Я не это имела в виду. Я хотела сказать, что она никогда не соберется с духом, чтобы пригласить вас к себе на чашечку чая.
— И по этой причине вы здесь? — сделал заключение Кил.
Энни кивнула.
— Я принимаю предложение! — он спустил ноги с кровати, и нашарил тапочки. — К которому часу мне надлежит привести себя в порядок?
— К пяти. Я за вами зайду.
Энни свернула приборы, встала, посмотрела на улыбающегося Фастрича, и вышла в коридор. Что-то было в ней не то. То ли пустой отсутствующий взгляд, то ли впечатление, что это не она сама разговаривает, а кто-то за нее, двигая ее губами. Кил отмахнулся от тревожных мыслей, и начал готовиться. Сердце колотилось, как у подростка перед первым свиданием. Ему стоило немалых трудов чисто выбриться, да так, чтобы при этом не порезаться. Затем он почистил зубы, хотя уже делал это утром, причесался, уложив свою редеющую шевелюру, и критично осмотрел в зеркало свою больничную пижаму. Решив, что внешний вид соответствует предстоящему мероприятию, он вышел в коридор, чтобы перевести дух, и успокоившись собраться с мыслями. Мягкий, просиженный диванчик с радостью принял Кила в свои объятия. Фастрич вытянул ноги, откинулся на спинку, сцепив руки на затылке, и сделал несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. До назначенного времени оставалось около получаса. «Интересно, — думал он, закрыв глаза. — А, что если мы и вправду где-то встречались? Возраста мы примерно одного. Если она жила всегда в этом городе, то я вполне мог с ней пересекаться. Надо будет разузнать о круге ее знакомых, и про возможные
