такие корабли пройдут, а обратно им возвращаться не надо!
Это решение заставило меня изменить планы и серьезно расширить Тверскую верфь. Поставили несколько дополнительных стапелей для строительства привычных Еремеичу ладей, но все ж таки с моими изменениями. Корпус обшивался не внахлест как привычно в Новгороде, а в стык, и открытый верх полностью зашили палубой. Вместо одной, поставили две мачты с гафелем на каждой. Все это сделали для морского плавания, а для реки на время перегона установили по пятнадцать уключин с каждого борта. В сравнении с катамараном такая посудина длиною в тридцать шагов и смотрелась, и двигалась как беременная слониха рядом с верткой тигрицей, но, как говорится, каждому сверчку свой шесток. Другое дело, что у меня не было ни одного морского капитана, да и откуда бы им взяться в Твери, где моря отродясь никто не видывал.
В поисках капитанов прошел еще год, и еще один торговый поход не закончился выходом в Каспийское море, но зато решилась проблема с поселением. Отправляя Куранбасу и Острату, я вспомнил, что в моем времени, кроме Астрахани, существовал еще один порт в устье Волги, и назывался он странным именем Оля'. Я как-то был там один раз и помнил, что это место в плавнях почти у самого выхода в Каспий. В нашем времени туда протянута автомобильная дорога, и паромы ходят на Красноводск, а ныне в те места сушей вообще не добраться. Разве что в августе в засушливый год, когда пересохнут сотни ручьев, речонок, озер и болотин — в общем все то, чем заполнена дельта Волги.
Вспомнив об этом месте, я осознал, вот где надо ставить перевалочный река-море порт. С берега не подобраться, значит, укрепления серьезные не нужны, а раз так, то и ордынские требования можно удовлетворить и безопасностью не поступиться.
В общем, в прошлом году Куранбаса нашел подходящее место в устье Волги и высадил там гарнизон и первых поселенцев. Надо сказать, что к этому времени Батый был уже мертв, и в Сарае царила межцарственная неразбериха. Сартак убирал чиновников отца и сажал своих доверенных людей на ключевые государственные посты. В такой ситуации, когда сановник не знает кем он проснется завтра, всем хочется урвать кусочек и пожирней, и побыстрей. Вдруг этот день последний в должности и больше возможностей сорвать бакшиш уже не будет. В общем, разрешение на строительство обошлось нам не очень дорого, без лишних проволочек и даже без упоминания о запрете на фортификационные сооружения. Этим Куранбаса не преминул воспользоваться, и за пару месяцев стрелки нарыли уже ставший стандартом шестиугольник земляной крепости со рвом, валом и шестью горками по углам под баллисты. Острог получил свое будущее название Оля, а перед уходом гарнизону оставили на зиму провиант, порох для громобоев и заряды для баллист. Ну а чтобы не скучали зимой, воевода крепости получил задание по зимнику свозить к берегу валуны для будущего причала.
Острог Оля перезимовал благополучно, и сейчас корабли грузились в том числе и тем, что необходимо для строительства крепости, причалов и прочего.
Задумавшись, я совсем было отвлекся, и тут голос Калиды вернул меня в реальность.
— Смотри-ка, Нездиничи пожаловали!
Поднимаю взгляд и вижу, как с левого берега, оттуда где река Тверца впадает в Волгу, показались ладьи. Одна за другой пять больших лодок вышли из-за мыса Заволжский, и по высоким носовым фигурам видно, что это новгородцы. Такие конские головы из дерева режут только там.
Этот путь из Новгорода в Тверь по Волхову через Верхний волок и Тверцу они используют издревле. По весне, пока стоит высокая вода, есть возможность пройти по Тверце, а вот летом, когда вода уходит, открывая каменистые пороги, это сделать уже невозможно.
Смотрю, как ладьи пересекают Волгу, и раздумываю только над тем, кому первому заехать в морду Горяте или Богдану. Дело в том, что прошлой осенью они слезно молили меня вступиться и не допустить карательного похода Великого князя Владимирского на Новгород. Я просьбу их уважил, и мы договорились, что ежели князь Андрей передумает, то помощь мою Господин Великий Новгород оценит по достоинству и примет, наконец, решение о вступлении в Союз городов русских. Нездиничи клялись от имени всей новгородской госпо’ды, что ежели нашествия не будет, то они уже к зимней ярмарке обернутся и привезут утвержденную посадником и вече договор о вступлении. Не скупясь на обещания, они божились, что говорят не только от себя, но и от всего Новгородского общества. Я поверил, и что?!.
Великий князь Андрей моему совету внял, и на Новгород дружину свою не повел, а вот Нездиничи не только слова своего не сдержали, но и вообще на зимнюю ярмарку не приехали. Такие выкрутасы я прощать не собираюсь и думаю задать братьям хорошую трепку, дабы другим неповадно было.
У причалов нет мест, и новгородские ладьи правят чуть ниже по течению. Уровень воды все еще высокий, и они могут подойти там вплотную к берегу.
Я стою на краю деревянных мостков и молча наблюдаю за их маневрами. Видимо от меня исходит такая негативная энергия, что Калида чувствует мой настрой, даже стоя у меня за спиной.
Зная в чем дело, он пытается меня хоть как-то урезонить.
— Ты уж сразу-то не руби с плеча, дай им хоть слово молвить.
Не отвечая, молча смотрю, как с головной ладьи спрыгнул Горята и, не замочив ног, побежал по берегу к причалу. Добежав до лестницы, он уже занес ногу на ступень, но вдруг остановился и, задрав голову, посмотрел на меня.
— Будь здрав, консул! — Кричит он оттуда, явно опасаясь подниматься.
— И тебе не хворать, боярин! — В моей интонации появляется не сулящая ему ничего хорошего ласковость. — Ты чего там застыл-то⁈ Давай, поднимайся, поговорим!
Горята не дурак и понимает, чем ему это грозит, тем более вину свою он знает и предпочитает ввести разговор снизу.
— Ну, виноваты, виноваты мы, признаю! — Он сорвал с головы шапку. — Прости! Думали справимся, а оно вон как вышло, одолела нас вновь Прусская улица. Пока посадник из ихних, про вступление в Союз и говорить не приходится. Мы-то как считали! Скинем ихнего Ананью и свово посадим, ан нет, не вышло. Наш Неревский конец весь за Богдана Нездинича встал, а другие не поддержали. Прусское боярство не поскупилось и поило, кормило народ новгородский неделю, так он на вече ихнего Михалка Степаныча выкрикнул…
— А вы, стало быть, поскупились! — Обрываю Горяту
