Правда, Лаура в Татарской получила сумасбродное письмо за подписью Я. З., но если бы ей это не понравилось, она бы не просила книг, не пришла бы на перрон и не остановилась бы в конце мостков.
Как бы там ни было, Янку охватило радостное настроение. Он окинул взглядом станцию, убедился, что нигде не видно ни одного знакомого, и быстро, смело приблизился к Лауре. Никто не мог утверждать, что он направляется к ней — может быть, у него совсем другая цель; просто по пути встретил знакомую, остановился поговорить. Этого требует приличие, понимаете, простое приличие, и нечего над этим смеяться. (Но, милый Янка, кто же смеется?) Да, он подходил все ближе и ближе к Лауре, с тихим изумлением в сердце: так вот, оказывается, как это просто; не нужно только волноваться из-за мелочей.
Еще тридцать шагов. Теперь только двадцать. Лаура видела, что он приближается, и совсем не собиралась убегать; она сделала несколько шагов в одну сторону, затем в другую и, улыбаясь, смотрела на него, потом остановилась и застенчиво потупилась. В этот момент на перроне неизвестно откуда появилась Айя. Она махала Янке рукой и кричала, чтобы он подождал ее. Янка с досадой остановился. Какой дьявол принес ее именно теперь?
Но дело тут же выяснилось.
— Иди в вагон, Янка, только что подали паровоз! — сообщила Айя. — Мы сейчас едем.
Раздался первый звонок. Айя права — медлить нельзя. Янка украдкой глянул на Лауру, но и она услышала слова Айи и спешила к поезду.
Следя за его взглядом, Айя тоже заметила Лауру, и губы ее сжались.
— Я, наверно, тебе помешала… — тихо проговорила она. — Но откуда мне было знать?
— О чем ты говоришь? — удивился Янка. — Вас, женщин, никогда не разберешь. Вечно у вас глупости на уме.
— Это та самая, которая давеча приходила за книгами, — продолжала Айя.
— Да. Ну и что же?
— Разве я что говорю? Ты иногда с ней здороваешься.
— Я, вероятно, не должен этого делать?..
— Никто тебе не запрещает. Но ничего в ней особенного нет.
Янка больше не отвечал. По дороге он думал о том, что совсем было бы неплохо, если бы Айя не пришла и он опоздал бы на поезд. Лаура тоже опоздала бы, и им пришлось бы догонять эшелон на пассажирском поезде. Тогда они, оставаясь вдвоем несколько часов, может быть даже весь день, могли бы о многом поговорить. Нет, он совсем не благодарен Айе за эту услугу. Она и сама, очевидно, поняла это, и весь вечер была какая-то странная, словно чувствовала себя виноватой перед Янкой.
9
Эту ночь и весь следующий день поезд шел без задержек. Изредка паровоз набирал воду, топливо и продолжал путь. Вечером приехали в Называевскую, где менялись поездные бригады. Здесь эшелон опять застрял, но это уже была не болотистая Татарская — станция чистая, погода солнечная. Привыкнув к продолжительным стоянкам, беженцы использовали их: стирали белье, ходили за дровами, бродили по базару и опять кое-что продавали. Так прошло два дня. На третий день люди забеспокоились: здесь, вероятно, собираются устроить вторую Татарскую. Ждать паровоз девять суток они не могли. До Петрограда придется менять бригады не меньше десяти раз. Если на каждой станции сидеть по неделе, то до границы большая часть пассажиров эшелона отдаст концы.
Опять какой-то «славный малый» ждал взятки. Уж очень прытки эти начальники крупных станций — никогда не упустят возможности поживиться. Опять члены «дорожного фонда», посовещавшись, отправились торговаться с начальником станции. О, у этого человека был огромный аппетит — без миллиона и пошевелиться не желает.
— Если не дадите, до рождества продержу: все в моей власти.
Члены «фонда» стали обходить вагоны, собирая деньги.
— Пусть это будет последнее место, где мы «подмазываем», — говорили беженцы. — Да и смысла нет — все равно до конца живыми не доедем.
Всемогущий железнодорожный деятель в их сознании выглядел как мистическое чудовище. Прожорливый и ненасытный, он подстерегал их на каждой станции, в каждом паровозном депо лежал каменной глыбой поперек полотна и не пропускал эшелон до тех пор, пока ему не уплачивали пошлину, кровавую дань, последние вздохи умирающих от голода людей. И в то же самое время при его любезном содействии тысячи спекулянтов ездили из одного края в другой, высасывая из народа все соки и наживаясь за счет гибели своих собратьев.
Несколькими неделями позже, 6 декабря 1921 года, народный комиссар путей сообщения Феликс Дзержинский в своем обращении[15] назвал эти мерзости их настоящим именем и объявил беспощадную войну всем взяточникам на транспорте. Содрогнулась тогда свора алчных негодяев перед справедливым гневом народа; но сегодня они еще старались урвать, что возможно.
Увидев, что дело идет опять к новым взяткам, Карл Зитар вспомнил совет Черняева и решил действовать по его указанию. В то время как члены «комитета дорожного фонда» собирали по вагонам деньги и продукты для взятки, он отправился в отделение Транспортной чрезвычайной комиссии и полчаса беседовал наедине с начальником отделения.
И случилось так, как предвидел Черняев: члены «комитета дорожного фонда» еще не закончили сбор большого «пожертвования», как из депо вышел паровоз и был прицеплен к поезду беженцев. Деятели «фонда» и пассажиры эшелона от изумления опешили, но Карл рассказал им о своей миссии. Да, даже в это трудное и сложное время нашлась сила, которая была в состоянии обеспечить справедливость наперекор всем взяточникам.
Следующая смена бригад прошла довольно благополучно — за один день. В Ишиме беженцы получили хороший паровоз, и эшелон за ночь доехал до Вагая. Вначале казалось, что беженцы и здесь легко отделаются, — комендант эшелона предупредил, чтобы люди не уходили далеко от вагонов, так как все готово к отправке. Но вскоре начальник станции получил какую-то телеграмму, и эшелон с беженцами поставили на запасной путь. Он простоял там весь день. На следующий день ничего не изменилось. Члены «фонда» уже поговаривали, что надо пустить в ход собранные деньги.
Тогда Карл Зитар понял, что опять настало время отправиться в Чрезвычайную комиссию. Он так и сделал. Результат этого похода опять был поразительным: как только председатель отделения Чрезвычайной комиссии — моложавый, очень славный человек — поговорил по телефону с начальником станции на настоящем революционном языке, сразу нашелся паровоз и поездная бригада, и через час поезд уже двигался дальше на запад.
Это был последний раз, когда Карлу пришлось воспользоваться советом Черняева. Теперь многие узнали, кому они обязаны тем, что живыми добрались до границ своей родины и что в дороге больше не
