А вообще – чего я хотел и хотел ли вообще? Счастья? Конечно! Кто ж его не хочет? Это ж – всемирный бренд, раскрученный круче всех остальных. А уж как я его тогда жаждал! Именно так: не просто хотел – вожделел. Только вот, оказывается, разное оно бывает – счастье. И восторг от того, что, просидев все выходные за компом, я прошел на фиг знает какой уровень очередной игрушки, оказывается, разительно отличается от счастья прибыть на край пустыни и увидеть небритую морду Корено. Да фиг с ним, с Колькой! Прожив суммарно почти полвека (это если учитывать срок моей жизни и моего реципиента), я вдруг узнал, что, напившись из полувысохшей лужи после дневного перехода, тоже можно быть счастливым.
Покоя? Наверное, да. Тогда, в бытность мою учителем, мне его хотелось постоянно. Чтоб никто меня не трогал: ни дотошная завуч Алевтина Семеновна, ни отмороженные на всю голову детки, ни, тьфу-тьфу-тьфу, родной коллектив. Сплюнуть еще три раза, чтоб во сне не привиделся. Сейчас я тоже хочу покоя, но другого – настоящего. Того умиротворения, что накрыло меня, когда я отлеживался в землянке после первого боя (если, конечно, нашу эскападу с кражей бронепоезда можно назвать боем), а еще лучше – после первого концерта. Даже не здесь, под Мафекингом, а еще тогда – для матросов на «Одиссее». Именно тогда мне в первый раз пришла мысль, что даже в столь нелюбимой мною попсе (хотя, если честно, я и рок недолюбливаю) есть над чем подумать. И первое, что я вспомнил: лестницу в небеса ты выбираешь сам.
Правда, что делать с той лестницей, когда выбор сделан и тяжеленную дуру тебе торжественно вручили перед строем, не придумал до сих пор. И в самом деле – что делать с лестницей в небеса? Доползти до облаков и постучаться в небесные двери? Благодарю покорно, я уже пробовал – мне не понравилось.
Английский снаряд, как средство транспортировки по маршруту: помост – кусты, вызвал у меня полное отвращение к подобным путешествиям вплоть до рвоты, головной боли и прочих радостей, указывающих на контузию и сотрясение головного мозга. Единственная радость от всего этого – уверенность в том, что мозги еще есть. Правда, наличие мозгов и их работоспособность – заслуга отнюдь не моя – Максимины. Вон, кстати, и она – мелькнула в разрезе шатра и пропала.
И что интересно, ведь пока она в шляпе ходила и умывалась изредка, я даже подумать не мог, что мой бравый барабанщик – девчонка… ну, то есть девушка. Нельзя не заметить, – довольно симпатичная, вполне в моем вкусе. Можно было бы и приударить за ней, но страшновато. И вовсе не потому, что отошьет.
Эта шустрая красотка, стреляя глазками, валит поклонников наповал вернее, чем Кос Ван Зеланд англичан из своего пулемета. А я-то считал, что местные женщины – существа дикие и неразговорчивые. Дезинформация, однако. Хотя, если сравнить их с гламурными дивами двадцать первого – так оно и есть. Так что дело не в боязни отказа, вовсе нет. Просто наша Максимина помимо выгодно подчеркнутых простеньким платьем достоинств имеет еще папашу и шестерых братьев. И вся эта ватага где-то с недельку назад нагрянула проведать родственницу. Гремя ружьями и подозрительно поводя бородищами по сторонам по каждому поводу и без оного.
Не знаю, кто и чего им наговорил, но эта тяжеловооруженная толпа и меня навестила. Чем бы все кончилось – не известно. Слава богу, что вслед за этой бандой, звонко стуча костылями по утоптанному вельду (тоже мне – Серебряное Копытце!), припрыгал Барт, он в соседней палатке дырки в шкуре залечивает. Наш бравый бур, наплевав на капральские нашивки на рукаве у старика, жестко и очень внушительно разъяснил всем и каждому, кто я такой и почему ко мне такое повышенное внимание.
Надо сказать, политинформацию он очень вовремя провел: едва ввалившись в мою палатку, Максиминина семейка начала крайне недружелюбно на меня коситься, а самый младший (весьма, кстати, на сестренку похож) даже затвором щелкнул. После трогательного ван бателаановского спича их поведение разительно изменилось: папаша долго тряс мне руку, братья, выказывая восхищение, по очереди восторженно лупили меня своими лапищами по плечам, а после, шушукаясь в углу палатки, строили какие-то явно далеко идущие и как бы не матримониальные планы. Теперь госпиталь обеспечен ежедневными поставками свежей дичи, а я – столь же регулярным закидыванием удочек про пирок и свадебку… Пока – намеками, но это ж только пока…
Устав ломать голову в одиночестве, я свои сомнения и страхи Барту вывалил. Мол, на кой черт такому представительному семейству (а Максиминин папаша куда как не бедный дядька!) такой замухрышистый родственник? Тот глянул на меня удивленно, раскурил свою коптильню (блин! Всю палатку табачищем провонял!) и пальцем своим корявым в грудь мне ка-а-к ткнет! Прям в тот орден, коим меня днем раньше наградили. Подождал, пока я от боли охать перестану, и пояснил: мол, я теперь на обе республики певец наипервейший, ни много ни мало, а Золотой Голос Трансвааля (тоже, блин, сделали из меня Баскова местного разлива), и такой награды, как у меня, больше ни у кого и нету…
Орден и вправду хорош: поверх красного эмалевого крестика – золотой, замкнутый в кольцо венок с восемью пирамидками, а внутри венка – кораблик. Красиво! А награду мне Де Ветт лично на грудь вешал! Я этим орденом долго гордился… дня так три или четыре. Потом увидел Максимину. Тоже с наградой, но с другой. Простенькая с виду медаль, на аверсе какой-то ангел какой-то режик держит, но! носится эта медалька на георгиевской ленте, называется медаль Архистратига Михаила и статус у нее один в один как в царской (тьфу ты, черт, а сейчас-то какая же?) России у Георгиевского креста. Де Ветт, оказывается, нас в один день награждал. Только Максимину – за то, что она под пулеметами встать не побоялась и людей в атаку поднимала – перед всем госпиталем, а меня – персонально, в палатке. Как мне тогда казалось – от излишнего почета, теперь кажется – из уважения. Чтоб лишний раз не позорить. Правильно, тут от стыда сгореть можно: девчонке – боевую медаль за подвиги, а мужику – гражданский орден за песенки…
Орден мой – сугубо гражданский и называется простенько: «За заслуги». Ну, как у нас, в двадцать первом, за вклад чего-то в куда-то. Не успел я своей барабанщице вдоволь назавидоваться, как узнал, что Дато, Коля и Всеслав Романович такие же, как и Максимина, медали получили. Арсенин – за то, что захлебнувшуюся атаку возглавил, и наши смогли первую линии обороны занять. А Дато и Колю наградили за то, что они на пару какой-то артрасчет ухайдакали и раненых спасли.
Я после таких новостей вообще хотел свой орден выбросить, но Датико не дал. Взглянул на меня, как на ребенка, и на полном серьезе сказал, что если бы не мой гимн, буры и дальше бы топтались под Мафекингом. И хоть весь штурм я без сознания провалялся, все равно был рядом с ними. Пусть и незримо. Только наград за воодушевление еще не придумали, вот мне этот орден и вручили. Ладно, буду гордиться тем, что имею, и переживать, что лично в эпохальной драке не участвовал. Вслух. Только себя не обманешь, а потому мысленно (только мысленно!) я признаюсь: слава богу, что меня там не было. После рассказов Коли и Дато о штурме представил я себе тот ад – страшно. И хочется верить, что и в будущем о таких кошмарах я буду знать только по рассказам. Если получится. Боевые ордена пусть носят те, кто заслужил: Дато, Коля, Максимина, Всеслав Романович да тот же Барт, наконец! Лишь бы награждали ими не посмертно. А моя лестница в небо пусть будет покороче.
