Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Это не так, – ответил герцог учтиво, – у вас прекрасное приданое: ваша красота, ваш ум, ваше золотое сердце.
Герцог Альфонсо поклонился ей, подсадил на свою лошадь и бережно повез к раскинутому в конце поля роскошному шатру, украшенному разноцветными флагами и гербами рода д’Эсте.
Пьетро со смешками и ужимками подсадил к себе старую Аврелию и последовал за господином.
Лукреция достала из складок плаща зеркало и взглянула в него.
Как и положено, она увидела в зеркале себя – но не сегодняшнюю испуганную беглянку, а достойную и красивую женщину, владычицу многобашенной Феррары, мать семейства, окруженную многочисленными детьми, любовью и почтением подданных.
– Отчего же нет, герцог… – повторила она задумчиво.
Людмила подняла бокал и посмотрела сквозь него на сидевшего напротив мужчину. Мужчина был хорош – в открытой светлой рубашке, слегка загорелый. Людмила улыбнулась ему – мягко, по-дружески, а он в ответ – грустно.
«Какой он все-таки славный», – в который раз подумала она.
«Какая она красавица», – в очередной раз поразился Олег Глухарев.
Он приехал сюда, в Валенсию, чтобы завершить сделку по продаже ее фирмы. С тех пор как умер ее муж, прошел год, понадобилось много времени, чтобы вступить в наследство, отбиться от кредиторов и компаньонов, в чем ей очень помог Глухарев. И вот теперь наконец сделка завершена.
– За успех вашего дела! – Людмила подняла бокал.
– За успех! – вздохнул он. – Но… – Он отставил бокал и взял ее за руку. – Людмила, мне жаль с вами расставаться! Я так…
– Так приезжайте к нам еще! – рассмеялась она. – Мы будем рады! Расскажете, как идут дела в фирме…
Ей стоило огромных усилий держаться с ним ровно и не смотреть на него тем самым взглядом Лукреции Борджиа. Этот мужчина ей определенно нравился, очень нравился, но сейчас все ее душевные силы, вся любовь и нежность отданы другому существу – ее маленькой дочери. При мысли о крошечной девочке, что ждет ее на вилле, в груди стало горячо – это прилило молоко.
– Мне пора. – Людмила отставила нетронутый бокал. – Рада была вас повидать.
Он проводил ее до выхода, она знала, что все посетители ресторана смотрят им вслед. Они и правда были бы красивой парой, но… об этом потом, все потом. Если он увлечен ею серьезно, то подождет, сколько нужно. Она села в свою машину и улыбнулась Глухареву на прощанье, после чего сосредоточилась на дороге.
Она была сложной. Сначала попадались поселки и отдельные дома с апельсиновыми садами, потом пошли виноградники, а дорога поднималась все выше. Потом ее обступили горы, у подножий засаженные оливковыми деревьями, дорога стала уже, кое-где нависали над ней отвесные скалы. Людмила не думала больше ни о чем, кроме пути. Вот последний сложный поворот, и перед ней открылась деревня – широко разбросанные белые дома, крошечная площадь перед церковью, напротив небольшое кафе и пекарня. Вот и хозяйка стоит на пороге. Она узнала машину Людмилы и приветственно махнула рукой. Людмила не остановилась поболтать – молоко вело ее к ребенку.
За деревней в живописном беспорядке располагались в горах несколько вилл. Одну из них несколько лет назад купил Михаил Николаевич Соловьев. Он был умным и дальновидным человеком и загодя перевел часть капитала в Европу. Малую часть, но если жить скромно, то хватит на несколько лет. Да есть еще деньги от продажи фирмы Антона. А там Людмила что-нибудь придумает, ее дочь не будет знать нужды.
Все деньги в России пропали, как только отец оказался не у дел. Его свалил тяжелейший инсульт, и несколько месяцев она думала, что отец не выживет. Да еще беременность проходила тяжело, ей было трудно заниматься делами. Приходили какие-то люди, показывали ей документы, требовали денег. Адвокаты глядели в сторону, Людмила не сомневалась, что они тоже нагрели руки на беде отца. Но все же удалось купировать слухи, которые начали распространяться, и пресса никак не связала найденные в заброшенном финском доте трупы с именем Глеба Соловьева. Людмила перечислила астрономическую сумму на счет санатория «Тенистая дубрава» и забыла о том, что у нее был сводный брат. Как только отец восстановился настолько, что смог перенести перелет, они покинули Россию и поселились на вилле. Ребенка она родила в Валенсии.
Людмила медленно подъехала к воротам, которые по дневному времени были открыты, и посигналила. В ответ с террасы выглянула Мария и махнула рукой. Они жили скромно, Мария вполне управлялась с хозяйством, да еще присматривала за малышкой, когда Людмила уезжала. Отец мог с трудом ходить, есть самостоятельно и выполнять кое-какие гигиенические процедуры. Но говорить не мог. Иногда Людмила думала, что он вообще не осознает, что с ним.
Она прихватила из машины покупки и бегом взбежала по лестнице.
– Сеньор в порядке, малышка спит! – отрапортовала Мария.
В этой глуши никто не говорил по-английски, и Людмиле пришлось взять несколько уроков испанского, чтобы объясняться на рынке и в магазинах.
Отец сидел на тенистой террасе, где по решеткам была разведена лоза – такая старая, что не давала уже винограда. Где-то внизу было море, и белоснежный лайнер шел в сторону Гибралтара.
– Добрый день, папа, как ты? – Людмила заглянула ему в лицо.
Как обычно, он даже не повернул головы на ее голос. Не слышит? Не понимает? Не узнает? Его худые теперь руки безвольно лежали на подлокотниках кресла, лицо было спокойно.
Людмилу отвлекли знакомые звуки из плетеной колыбельки, что стояла возле кадки с апельсиновым деревцем. Легкое сопение, потом кряхтенье, потом колыбелька закачалась, и оттуда послышался требовательный рев.
– Иду, мое солнышко! – заворковала Людмила.
Крошечная девочка в колыбельке потянулась и поглядела на маму зелеными глазами. Надо лбом смешно топорщился золотистый чубчик.
Людмила села кормить тут же, на террасе. Пришла Мария, держа в руках миску, где смешивала соус для рыбы.
– Маленькая принцесса Лукреция вела себя хорошо, – сказала она, – не плакала.
– Не называй ее принцессой, – как всегда, возразила Людмила, – она обычная девочка… И не Лукреция, а Лукерья, Луша…
– Луча, – повторила Мария. – Луча…
Малышка наелась. Людмила подержала ее вертикально, потом встала и подошла к отцу.
– Смотри, это дедушка.
Малышка завизжала и протянула крошечные кулачки к неподвижному лицу. И лицо это вдруг раскололось, как будто разбили гипсовую маску, губы дрогнули и сложились в неуверенную улыбку.
– Э-о-и о-и… – проговорил отец непослушными губами, и Людмила тотчас поняла, что это значит «Девочки мои!».
– Матерь Божья! – Мария выронила миску, и соус расплескался по терракотовым плиткам террасы. – Сеньор заговорил!
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
