не золотая рыбка, а панда. Но мне кажется, одно не так уж далеко от другого…
Что? Эта мразь глумится над Та’ки⁈
Я выхватил меч так быстро, что и сам не понял, как это получилось. Из груди вырвался странный нечеловеческий звук — то ли рычание, то ли приглушенный рев. И от этого звука острая боль пронзила мне солнечное сплетение и ребра, будто из меня, разрывая плоть, пытался вырваться Чужой.
Но я и не думал медлить. Стиснув зубы, я метнулся к Эребу — и вдруг увидел, что вокруг моей руки, держащей меч, исходит свечение, похожее на полупрозрачное пламя, в котором смешались оттенки синего, красного, зеленого и золотого. И то ли от этого пламени, то ли по какой-то другой причине клинок, подаренный мне Янусом, изменился. На стальной поверхности отчетливо проступил чешуйчатый рисунок, поверх которого заблестели влажные алые разводы, как если бы я уже пару раз воткнул свой меч в плоть противника по самую рукоять.
Эреб повернулся ко мне — и в его черных бездонных зрачках отразилось сияние исходившего от меня пламени.
Лицо бога исказилось брезгливым недоумением. Глаза распахнулись. Он мгновенно отодвинулся назад, будто кто-то невидимый подвинул пол под его ногами.
— С-сука трусливая, — прохрипел я, полоснув мечом пустоту на том месте, где только что стоял Эреб. — Куда же ты, стахановец метростроя, главный гном всего королевства, черная, мать твою, курица⁈
Многорукий и Чернобог обернулись на меня, как по команде.
Великан — с тупым недоумением. А у Чернобога на физиономии застыло вопросительно-озадаченное выражение. Типа это вообще нахрен что за покемон?
И в это самое мгновение Та’ки и Нергал бросились в атаку.
Я помчал за Эребом, краем глаза успев заметить, как зеленый шест шамана въехал в пузо многорукому, а Чернобог схлестнулся с Нергалом. Крики, лязг металла и световые вспышки наполнили подземелье.
Но мне уже было не до них.
Подскочив к Эребу, я занес над ним меч и с силой рубанул вниз. В то же мгновение тело бога тьмы окружил дымный кокон, и мой клинок увяз в нем, как в смоле.
— Ты и в самом деле урод! — с отвращением проговорил мой противник.
— На себя посмотри! — крикнул я, пытаясь выдернуть меч из загустевшего черного тумана. Но тот засел настолько крепко, что даже не шевельнулся.
Как там учил Та’ки? Используй окружающую среду?
Отступив на пару шагов, я изо всех сил оттолкнулся от пола и, схватившись за меч руками, как за ветку, влетел обеими ногами в Эреба.
Тот приглушенно вскрикнул.
Меч потерял опору, и я вместе с ним шлепнулся вниз.
Яркое пламя охватило все мое тело. Еще никогда я не чувствовал в себе столько силы и одновременно с ней — пьянящей легкости в руках и ногах.
Вот только боль в груди не отпускала, а наоборот, становилась все сильней.
Укороченная рука Эреба превратилась в хлыст — темный, разделенный на сегменты и с раздвоенным жалом на конце. Он щелкнул по каменному полу подземелья, и черная плита рядом со мной с оглушительным треском лопнула, покрывшись глубокими трещинам.
Звук громким эхом прокатился по залу. Цепи промеж колонн, на которых висели светильники, зазвенели и закачались. Тени на стенах склепа угрожающе зашевелились, точно собирались освободиться и броситься на помощь своему божеству.
Мгновенно подхватившись с пола, я едва успел отскочить за ближайшее надгробие из-под второго удара хлыстом.
Могильная плита лопнула.
Собравшись пружиной и проскальзывая подошвами по гладкому камню, я выскочил из своего укрытия и сделал резкий выпад, чтобы достать острием плечо Эреба.
Старик мелькнул в сторону, и мой меч со свистом вонзился в пустоту. А потом еще раз, и еще, и еще! Я наступал, рассекая пространство перед собой с такой быстротой, что уже и сам не видел своего меча, а только светящееся облако, где кроваво-красные следы на клинке смешались с исходящим от руки сиянием. Эреб отступал. Воздух вокруг него становился все темнее и гуще, но в этот раз я не чувствовал никакой тяжести на плечах, не валился с ног и не покрывался мурашками.
Я шел вперед, и сквозь лязг и шум другого боя у меня за спиной отчетливо слышал эхо своих шагов. Эреб мелькал то вправо, то влево, уводя меня все дальше.
Ну же! Хоть бы раз зацепить его мерзкую старческую тушу!
— Не прощу, — хрипел я. — Не прощу, так и знай! То, что ты сделал с Янусом! Это! Подлость! И я тебя! Не прощу!
И тут я отчетливо услышал голосок Арахны.
«Раз, два, три, четыре, пять, деткам спать пора опять…»
От неожиданности я вздрогнул. И даже едва не обернулся, чтобы убедиться, не пришла ли богиня в самом деле мне на помощь.
Меч замедлился в моих руках, сияющее облако рассеялось…
Хлыст Эреба пружинисто изогнулся, точно хвост под юбкой у Ли.
Удар!
Я отпрыгнул назад, но слишком поздно. Хлыст просвистел мимо и ударился своей серединной частью в пол, в то время как самый кончик с двумя жалами вдруг вытянулся и вонзился мне в бок.
Адская боль прошила меня насквозь. Я заорал. Поймав впившийся в меня хлыст, выдернул его из раны. Хотел было его отпустить, но Эреб дернул свое оружие на себя. Упругий хлыст взметнулся вверх, потянув меня за собой. Я отлетел далеко в сторону, прямо в спину многорукого великана, будто всем прикладом врезался в танк.
В глазах потемнело.
С виду он казался мягче.
От удара я не смог удержать меч. Клинок вырвался у меня из руки и с лязгом брякнулся об пол, проскользил по гладким каменным плитам и отлетел к ближайшему надгробию.
Противник Та’ки слегка покачнулся, издал невнятный недовольный звук и обернулся — видимо, чтобы посмотреть, что там за фигня в него прилетела.
Едва сфокусировав на нем взгляд, я увидел, что у нависшей надо мной многорукой детины на физиономии белые глаза навыкате, как у таракана после дихлофоса. А вместо ладоней на руках — клинки.
— Это… хороший у тебя арсенал, — проговорил я, зажимая рукой дырку в боку, из которой сочилась теплая липкая кровь. — И вообще… Хорошо выглядишь, да… — пробормотал я.
Из-за широченной спины великана я увидел Та’ки.
На шамане не было живого места. Все его тело покрывали неглубокие порезы, и кожа казалась смазанной ритуальной краской.
Вот только на этот раз это была настоящая кровь.
Он тяжело дышал, шест в руке тускло светился грязно-зеленым.
— Чего?.. — проговорил великан, склоняясь надо мной еще ниже.
— Клинки, говорю, у тебя славные, — сказал я, покосившись на Та’ки.
Я попытался подняться на ноги. Тело подчинилось не сразу.
— Прекрасные, острые клинки у
