шло вразрез с таким количеством правил, что он даже не знал, с чего начать считать. По словам Эвелины, это граничит с незаконным лишением свободы. Уровень кислорода уже низок. Что если людей охватит паника?
А вон там – не она? Нет, слишком высокая.
Текст псалма он наизусть не помнил, не знал, после каких строк тот заканчивается, но он звучит уже чертовски долго! Сделав два глубоких вдоха, Викинг направился к кафедре. Заметив его, Калле Херманссон поднялся и снова взошел на кафедру. Слава Богу, что он помнит договоренности.
Когда псалом отзвучал, пастор прочел краткую молитву и еще раз вознес хвалу Господу.
Затем попросил собравшихся не покидать свои места, потому что шеф полиции Стентрэска намерен обратиться к ним с просьбой.
Херманссон спустился с кафедры и, прежде чем пастор успел возразить, на нее поднялся Викинг.
К нему было обращено целое море напряженных лиц. В углах лежали глубокие тени. Кровь так стучала в ушах, что ему трудно было расслышать свой собственный кашель.
– Доброе утро, – начал он. – С Рождеством! Я хотел бы попросить вас всех оказать нам услугу. Это не трудно, не опасно, но потребует от вас терпения. Как вам всем известно, из лагеря для беженцев в Видселе сбежали несколько обитателей, и мы должны проверить, не находятся ли они сейчас здесь, в церкви…
Гитте Ланде́н-Батрачка, сидевшая прямо перед ним, охнула так громко, что он услышал ее даже с кафедры.
– Поэтому, – продолжал он, – на выходе из церкви мы попросим вас предъявить удостоверения личности…
– Расизм! – крикнула Гитте. – Как ты смеешь?
Народ встревоженно заерзал на скамьях, все заговорили друг с другом.
– Это незаконно! – крикнула Гитте, опираясь на свой костыль и пытаясь подняться. – Протестуйте! Откажитесь предъявлять документы! Проявите солидарность!
Уровень звука возрос, словно кто-то подкрутил громкость до максимума.
– Мы откроем все три выхода, – сказал он в микрофон, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и собранно. – Главные ворота и боковые двери. Прошу вас проявить терпение…
Его уже никто не слушал. Большинство встали с мест. На двери начали наседать. Убеждать дальше не имело смысла, это только ухудшило бы положение дел. Быстро спустившись с кафедры, он протиснулся сквозь людской поток к главным воротам.
Внезапно перед ним выросла Гитте, а ее не обойти, не сдвинуть.
– Как ты смеешь? – крикнула она. – У тебя совсем души нет?
Он обогнул ее, нацелившись на главный вход. Со всех сторон наседали, кидая на него враждебные взгляды.
Черт, надо было заранее по ставить металлическое ограждение, выпускать всех по узкому коридору. С другой стороны, на улице минус 34, народ замерз бы до смерти.
– Ничего не выйдет, – проговорила Эвелина Андерссон, пробравшись к нему, – и в эту секунду он увидел ее.
– Подожди, – проговорил он.
Вон там, слева, за колонной. Подходящий возраст, светлые волосы, опущенные глаза, тонкий нос. Светлое шерстяное пальто поверх какого-то розового джемпера. На левом плече довольно большая сумка. Явно достаточных размеров, чтобы вместить пару пистолетов. Он стал пробиваться через толпу, расталкивая людей. Злобные взгляды, ругань. По спине струился пот. Викинг подошел к ней спереди, чуть сбоку.
– Агнета? – негромко окликнул он ее. – Агнета Мякитало?
Он задыхался. В висках стучало с такой силой – он боялся, что не расслышит ответа. Она подняла на него свои голубые глаза.
Он сделал глубокий вдох, попытался улыбнуться.
– Не знаю, узнаешь ли ты меня, – проговорил он, протягивая руку. – Викинг. Викинг Стормберг. Это я только что выступал там, наверху…
Он указал пальцем на церковную кафедру. Женщина широко раскрыла глаза, стала ловить ртом воздух.
– Боже мой, – прошептала она. – Это ты?
Он снова попытался улыбнуться.
– Да, Агнета, это я…
Она шагнула ему навстречу и обняла его. Кобура подмышкой врезалась в ребра. Он положил руку на плечи женщине.
– Ты уехала, – проговорил он, держа ее перед собой. – Уехала, даже не попрощавшись.
Она опустила глаза. Он же быстро огляделся вокруг, ища Эвелину, но нигде ее не увидел.
– Прости, – проговорила Агнета. – Мне было так стыдно за то, что я так поступила, ты бы знал…
Какой-то мужчина толкнул их, они налетели друг на друга. Ее сумка ударила его по руке – внутри явно что-то тяжелое.
– Чертов расист, – прошипел мужчина, проходя мимо.
– С Рождеством! – пожелал ему Викинг.
Он должен увести ее из толпы, чтобы задержать. Прокручивал в голове оценку, данную Эвелиной. «Она рискует, но риск тщательно взвешен. Она рассчитывает на то, что ей удастся уйти». Он не может достать пистолет в церкви, начнется светопреставление. Где же, черт подери, Роланд и Фатима?
В ту же секунду он заметил Гитте Ланде́н-Батрачку, грозно надвигающуюся на него через людское море. Она шла без посторонней помощи, лицо раскраснелось от гнева.
– Пошли, – проговорил он и положил руку на плечи Агнеты, повел ее к стене, в сторону двери в ризницу. Тронул ручку – не заперто. Бросил взгляд через плечо – Гитте напряженно искала его глазами. Открыв дверь, он потянул за собой Агнету.
– Что происходит? – спросила она.
– Там так много народу, – проговорил он. – Я так рад тебя видеть.
В прохладном и сухом помещении царил полумрак. Окон в ризнице не было. Единственный источник света – небольшая настольная лампа на крошечном алтаре с сосудами для литургии. Шкаф с церковными одеяниями стоял приоткрытый. Викинг закрыл дверцу, чтобы стало хоть чуть-чуть просторнее.
– Ты больше не приезжала сюда? – спросил он. – С того самого вечера?
– Да нет, я была на похоронах у мамы.
– Но это было в Питео. Я имел в виду – в Стентрэск.
Он слышал, как за стеной народ продвигается к выходам.
– У меня здесь ничего не осталось.
– Но ты приехала на панихиду, – сказал Викинг. – Панихиду по Софии. Что скажешь о ней?
Она чуть заметно улыбнулась. Он отметил, что она на высоких каблуках. Викинг зажег лампу. Комнату заполнил яркий свет. Агнета заморгала.
– Очень мило получилось. Такие красивые слова.
Он разглядывал ее лицо. Заглянул в глаза – голубые. Тонкие морщинки вокруг глаз, а лоб абсолютно гладкий.
– Ты надолго?
Она взглянула на часы – золотые часы «Ролекс» с бриллиантами вместо цифр.
– Мне скоро пора ехать.
– Не успеешь выпить со мной кофе? – спросил он. – Ты же знаешь, я обожаю кофе.
Она улыбнулась в ответ.
– Ты верен себе, – сказала она. – Но, к сожалению, я спешу.
Он тоже улыбнулся. Он не пьет кофе. Агнета об этом знала.
– Ну и как жизнь с тобой обошлась? – спросил он, скрестив руки на груди. Пальцы правой руки в четырех сантиметрах от пистолета.
– Спасибо, хорошо. Работаю экономистом, живу в Копенгагене. Кстати, работаю
