в комнату, чтобы поговорить, и сделал шаг к нему – безо всякого умысла вообще-то, я не собирался тащить его силой, – Ру набросился так, что отбиваться пришлось на полном серьёзе. Ещё и руку прокусил, когда я зажал ему рот: соцработнику в прихожей вовсе не нужно слушать рычание про то, как патронируемый ненавидит больницу, «всю эту хуйню» и самого соцработника в придачу.
В общем, после грохота мебели я вышел из комнаты Ру хромая, пряча прокушенную руку и вытирая кровь изо рта. Сказал, что господин Смит неважно себя чувствует и на процедуры сегодня не пойдёт.
В воскресенье – опять двадцать пять, тишина в квартире. Да и похрен, я тоже не железный. Завалился на койку и смотрел телик. Слышал шаги на кухню – значит, Эйруин живой и даже сытый, этого достаточно.
В понедельник, пока я был на работе, Ру не открыл соцработнику дверь. Тот позвонил с вопросом, что делать. А что я мог ответить? Я извинился и сказал, что завтра позвоню заранее, чтобы ему не пришлось больше ходить впустую.
Домой вернулся на разъёбанных нервах – из-за этого, из-за очередных воплей Главного, да ещё из-за общения с помощником Кинаном, который далеко не тупой, но успешно прикидывается идиотом, лишь бы ни хрена не делать.
Ру заперся в ванной.
Сначала я взбесился, бухнул кулаком в дверь и принялся аргументировать – между прочим, очень разумно и даже почти цензурно, – почему он должен ходить на процедуры, а он в ответ только посылал меня по всем адресам, которые пришли в его светлую изобретательную голову. Ну да, на это его памяти и словарного запаса вполне хватает.
Потом я устал и пошёл заказывать ужин. Позвал Ру за стол. Он промолчал. Тогда я снова взбесился и пообещал сломать не только эту дверь, но и все другие двери в квартире, если он не будет есть.
После долгого противостояния сошлись на том, что я оставлю тарелку под дверью, а он заберёт и поест в ванной. А также на том, что завтра он в больницу не пойдёт. И послезавтра тоже. Я, конечно, поскрипел зубами, но обещал позвонить соцработнику, чтобы пока не приходил.
Несколько следующих дней я Ру не видел, он то снова запирался в ванной, то часами сидел в своей комнате без малейшего звука. Я стучал – ноль реакции. В квартире повисло гнетущее ощущение тревоги. Какое-то беспокойство, дерущее по нервам. Я уж даже и извинился перед Эйруином, что, впрочем, не помогло. Старался быть помягче. Спросил, не хочет ли он съездить в приют для животных выбрать кота. Последнее оказалось вообще хреновой идеей: на слово «приют» Ру психанул так, что снова отказался есть.
***
В пятницу наступил пиздец. Я ещё до обеда почувствовал смутное беспокойство, из-за которого хотелось барабанить пальцами по столу, то и дело вскакивать и бродить туда-сюда перед окном, а также рычать на помощника, потому что меня непередаваемо бесило видеть его на месте Ру. Сидит себе в приёмной и в стрелялочки играет – ух, так и ёбнул бы мордой об экран!
Кончилось тем, что я его уволил. Вот просто вышел в приёмную и сказал выметаться отсюда – сейчас же и со всеми вещами. Нехрен меня бесить.
Дальше в столовой я на полном серьёзе полез разбираться с одним придурком, который, как мне показалось, косо на меня смотрел. Целостность его лица спасло только то, что он несколько раз повторил извинения, а меня перехватил парторг и с шутками-прибаутками увлёк за свой стол. По пути, увидев наше отражение в зеркальной витрине, я вдруг истерично рассмеялся от нашей парочки – парторг так-то мне в пупок дышит, и для разговора ему приходится запрокидывать голову.
А потом, уже за столом с Новаком и Баррейру, стало очень страшно. Я вообще не помню, чтобы когда-либо испытывал подобный ужас: меня затрясло, и хотелось бежать, куда глаза глядят, и ещё прятаться. Откуда-то взялась идея, что нужно рыть землю – видимо, окоп? Но главное, непременно руками.
Однако я всё же усидел за столом, хоть и очень хотелось залезть под него, а вместо меня побежал парторг, за водой. Один стакан плеснул мне в морду, а когда я проморгался и начал воспринимать происходящее, второй сунул в руку – выпить.
Вот в процессе распития этого стакана мне и стукнула в голову мысль об Эйруине. Я вскочил и, выдав скороговоркой: «Капитан-майор Новак, передайте, пожалуйста, генералу Сикорски, что мне срочно нужно уйти по семейным обстоятельствам», побежал домой.
35.
По мере приближения к квартире страх вперемешку с беспокойством и напряжением крепнет настолько, что я добрую минуту не решаюсь взяться за дверную ручку. Кажется, что внутри – нечто ужасное. Подводный монстр, заполнивший коридоры и комнаты извивающимися жирными щупальцами, с которых капает тошнотворная слизь. Только ощущение, что там же находится Ру – до меня доносится его скулёж, – заставляет собрать волю в кулак и открыть дверь.
Щупалец внутри нет. Всего лишь пустая – и чистая – прихожая.
Но стоит сделать шаг, как меня охватывает пламя – оно кусает, срывает кожу сразу со всего тела, забирается в кричащий рот и дальше, в лёгкие. Нет, это не реально! Мне нужно найти Ру.
Мозг словно пропускают через мясорубку, и соображать трудно. Где он? Кое-как сбросив ботинки, по привычке бреду к ванной – по стенке, чувствуя так, словно оставляю на ней следы гари и куски собственной кожи. Открыто, и его нет.
Трясёт так, что я опускаюсь на четвереньки и ползу проверить кухню. При виде стола своё моё существо требует забраться под него и плакать от ужаса, но я держусь. И пробираюсь к комнате Ру.
Огонь отступает, и возвращается образ земли. На этот раз я понимаю, что не нужно копать убежище – наоборот, нужно раскапывать изнутри. Из могилы, в которой меня похоронили. Но я не могу пошевелить даже пальцем, и воздуха совершенно не хватает.
Пытаюсь закрыться от этих образов, не пускать их глубоко в себя, но Ру штормит с такой силой, что это будто закрываться от смерча зонтиком. И чем ближе к комнате, тем тяжелее – того и гляди сорвёт с места и унесёт в страну Оз. Или, может, у меня голова лопнет.
Да, рядом с комнатой скулёж наполняет сознание громче. Он кажется одновременно давним воспоминанием – три года назад, Ру в том костре, – и чем-то хорошо знакомым. Я ведь слышал его совсем недавно. Даже не раз.
