его тем вечером, понимая, что сделала бы это, даже если бы у меня не было на это веских причин.
— Ты хочешь побыть один? — уточнила я, заглянув в его покои.
Мужчина сидел на полу, перед зеркалом, обнажённый по пояс и наносил на кожу печати. Кто-то сейчас облачался в броню, а он делал своё тело несокрушимым с помощью чернил. Это был ответственный, сакральный момент, но я спрашивала не об этом. После драматичного семейного воссоединения ему могло понадобиться личное пространство.
— Нет. — Илай смотрел на меня так, будто не мог поверить, что я пришла к нему сама. Раньше всё было наоборот. — Что с тобой?
Приняв это за приглашение, я переступила порог, с удивлением отмечая, что чувствую себя в этих стенах намного свободнее, чем в остальной части дворца, пусть даже здесь было тесно, мрачно и бедно, а обитатель этого логова привык запирать меня в местах и похуже. Если же не получалось запереть, то он имитировал плен с помощью своего мастерства. Но при этом его печати ощущались на моей коже не оковами, а… поцелуями.
Особенно между бёдер.
— Со мной всё в порядке, — ответила я, проходя к окну, — если не считать того, что из-за меня сегодня погибнут тысячи.
— И что? Ты хочешь сдаться? — уточнил Илай, следя за мной исподлобья. — Веришь, что это спасёт всех нас?
— Нет, но я рада, что ты так хорошо обо мне думаешь.
Его плечи расслабились, будто он ждал, что ещё одна женщина его предаст.
— Эта не твоя война, Ива. Она началась не из-за тебя. Плевать, что там считает Калека.
Щурясь на закатное солнце, я задумчиво проговорила:
— Всё это время я не представляла, как ему это удаётся… захватывать целые миры, подчинять сильнейших людей. А теперь я понимаю, хотя сражение ещё даже не началось.
Илай недовольно проворчал:
— Он напугал тебя.
— Я боюсь не его, а того, что он окажется прав или даже хуже. Что жертв будет больше, чем он сам хотел изначально. — Я обернулась через плечо. — Может, в прошлый раз он не давал мне выбора, но теперь он делает это демонстративно. И, такое ощущение, что, сопротивляясь, я следую его плану.
— Моему, вообще-то.
— Да? Я думала, ты поставил смертельную печать для того, чтобы «принять» его условия и закончить войну одним прикосновением.
— Разве прошлой ночью я не дал тебе понять, что я — единственный мужчина, который может к тебе там прикасаться?
Или говорить подобные вещи своим порочным, низким, очень мужским голосом, давая любым прикосновениям фору.
— Недостаточно, — ответила я то ли ему, то ли своим мыслям. — Но, может, я сама докажу это?
— Я не стану подкладывать тебя в постель своему врагу.
— Ты ведь хочешь убить его самым жестоким и позорным образом?
— Я так и сделаю, но ты в этом участвовать не будешь. Иначе это будет позором уже для меня.
— Пусть это был не основной твой план, а запасной, но ты поставил эту печать для Калеки, не отрицай.
— Я ставил её не для Калеки. А для тебя.
— Да?
— Мне без разницы, кто будет на тебя покушаться. Датэ или ещё кто. Я убью любого, даже если не буду об этом знать. Даже если буду уже мёртв, — пообещал Илай, не отрываясь от написания очередного смертоносного шедевра. — Твоё желание поквитаться с ним отлично мне понятно, но не считай его идиотом. Он знает, как я отношусь к тебе, и, если ты придёшь к нему добровольно, он для начала внимательно тебя осмотрит.
— Я сделаю так, что он ничего не заметит до самого конца, поверь, — убеждённо заявила я. — Ты понятия не имеешь, чего мне стоит даже просто предлагать это, но я готова. То, чем он так наслаждался в прошлом — убьёт его, это будет справедливо. С минимумом жертв. Я должна это сделать. С помощью твоего мастерства.
Кисть сломалась в руке Старца, когда он сжал руку в кулак.
— Даже думать об этом не смей, — отрезал он, обернувшись. — Никогда больше.
Похоже, я нагнетала и без того чересчур напряжённую обстановку. Илай собирался мстить за то, что я предлагала повторить. Худшая поддержка, а ведь я пришла сюда предложить помощь.
Желая загладить вину, я приблизилась к нему и села позади.
— Я твой «меч», — напомнила я, прижимаясь к его спине грудью. — Использовать меня в крайних случаях — твоё правило. Сейчас самый крайний, ведь так? Если не хочешь отпускать меня одну, возьми с собой. Давай сражаться вместе, как ты и планировал изначально. С помощью моих техник.
— Нет.
Я обиженно нахмурилась.
— Что тебе не нравится на этот раз?
— Для начала? Ты опять потеряешь сознание.
— Ты привык использовать меня, когда я без сознания. Делал это постоянно.
— Чтобы избежать этой войны, да. А теперь ты предлагаешь тащить тебя в гущу сражения.
— Со мной ничего не случится. На мне же твои печати.
— С печатями или без, Калеки вообще не должны тебя видеть, а Датэ в особенности. — Разглядывая моё отражение перед собой, Илай вздохнул: — Боги… Будь моя воля, я бы запер тебя в ящике, так что в нынешнем состоянии ты и так участвуешь в войне больше, чем мне бы хотелось.
— Ты не меня должен запереть в ящике, а Датэ, — обиженно пробормотала я.
— Когда я с ним закончу, там нечего будет хоронить.
— Не будь таким самоуверенным, ты ведь не знаешь, чему научился за это время сам Калека, — проговорила я, не в состоянии сходу признаться, что тоже хочу его защитить. Пусть даже совсем незначительно, но на этот раз осознанно. — А если твои печати не сработают? Вдруг он выковал себе ещё один меч, сильнее предыдущего? Усовершенствовал своё мастерство? Изобрёл нечто такое, чему ты не сможешь противостоять? Тебе бы не помешало подстраховаться.
— Подстраховаться? — уточнил Илай, и я пояснила тише:
— Доделать то, ради чего ты поставил на меня лучшую свою печать, которую я ношу с гордостью. — Когда он судорожно выдохнул, я поняла, что выбрала верную тактику. — Знаешь… Прикасаться к себе стало ещё приятнее, потому что теперь мне кажется, что ты тоже в этом участвуешь. Я чувствую тебя там постоянно, будто ты ласкаешь меня, готовясь присвоить по-настоящему.
Если бы Старец не сломал кисть раньше, сломал бы сейчас.
Просто невероятно, каким он был противоречивым: в нём уживалось всё то, что Дева презирает, и всё то, что Дева ищет. Его тело было таким другим, чужим, мужским, но я не могла оторвать