её от края до края, и теперь перестраивались в какой-то, неведомый мне порядок. Расстояние от них до нас с одной стороны невелико, а с другой стороны, пока супостаты выйдут на простор и встанут в боевой строй, пройдёт никак не меньше получаса. Нормальный попаданец с офицерским прошлым на моём месте уже развил бы бешеную деятельность и победил бы всех, попутно научив хроноаборигенов. Но я не нормальный попаданец. Да, я офицер, да, я учился тактике мотострелковых подразделений и что-то краем уха слышал о стратегии. Но я в первую очередь инженер-химик, и мои военные знания соответствуют уровню пехотного взвода-роты, может быть чуть выше. Да и учили меня тактике совсем другого времени, с использованием совсем другого оружия и имея совсем другие средства связи. К тому же, сейчас у меня под рукой не мотострелковый взвод, а артиллерийский парк для целой армии, и против нас не менее двух дивизий иррегулярной конницы. Беда только в том, что артиллеристов у меня человек двести, и можно использовать не более двух десятков стволов из имеющихся ста восьмидесяти. Кстати, вот будет номер, если вся эта куча новейших по нынешним временам пушек достанется туркам! Топчу турецкой армии, быстренько разберутся с новой техникой, и устроят нашим войскам небо с овчинку. А кто будет в этом виноват? Даже не подсказывайте — сам знаю.
— Ваше высокопревосходительство, какие будут приказания? — спрашивает меня капитан-артиллерист. Спокойно так спрашивает, не задыхается, словно и не бежал он ко мне сломя голову.
— Сколько пушек сможете привести в боеготовое состояние, капитан Петров?
— Двадцать одну.
— А если в помощь будут даны солдаты из боевого охранения?
Лицо капитана замирает, лоб морщится и наконец, улыбка озаряет лицо:
— Полсотни, Ваше высокоблагородие.
— Забирайте хоть всех, капитан. Ваша задача покрошить башибузуков на расстоянии, не дать приблизиться. В ближнем бою они нас просто растопчут.
— Понял.
— Действуйте, капитан. Я сам могу встать на место наводчика, примете?
— С удовольствием! Как раз наводчиков у меня мало.
— Значит, вопрос решён, командуйте капитан.
Капитан ушел скорым шагом, от колонны послышались его команды. Я повернулся к командиру охранного батальона:
— Вы слышали, что я говорил капитану? Согласны с решением?
— Так точно, согласен. Разрешите солдат, не задействованных в артиллерийских расчётах, использовать по прямому назначению?
— Разумеется. Вон перед нами длинная промоина, сажайте бойцов туда. Понимаете почему?
— Чтобы пушкари могли бить поверх голов?
— Именно. И распределите людей по периметру, чтобы не прозевать обход с фланга или с тыла.
— С вашего позволения, я так и хотел.
— Ну, господин майор, действуйте. Всю ответственность за Ваши действия я принимаю на себя. Если буду нужен, то я наводчик на вон той гаубице-пушке, видите?
— Вижу.
— Ну, с богом!
Прислуга сноровисто сняла орудие с передка, развела станины, привела пушку к бою.
— Ваше высокоблагородие, мне сказали, что Вы будете за наводчика? — спросил меня унтер, командовавший прислугой.
— Это верно.
— Слава те хосспидя! Тогда я ишшо одно орудие приведу к бою, пока есть время.
— Действуй, братец.
Я осмотрел приборы наведения, остался доволен. В сторонке капитан-артиллерист устанавливал и выверял довольно примитивный прообраз буссоли — ему руководить боем, давать целеуказания. Мой расчёт действует умело, сноровисто: ну да, на ключевых постах кадровые артиллеристы, а пехота задействована на подноске боеприпасов.
— Батарея! — кричит капитан. Нас не батарея, а целый полк, но работаем под одну команду — Дальность четыре триста! Снаряд осколочный! Первое орудие! Пристрелочным! Огонь!
Это пока меня не касается. Моя обязанность сейчас — выставление прицела по указаниям. Пристрелка закончилась, теперь команда касается и меня:
— Батарея! Осколочным три снаряда! Беглым! Огонь!
Дёргаю шнур, пушка выплёвывает снаряд. Заряжающий забрасывает новый снаряд с зарядом в пушку и отскакивает. Бабах! Пушка подпрыгивает, снаряд устремляется следом за первым. Среди приближающихся рядов конников вспухают султаны десятков взрывов, видно как валятся люди и кони, как мечутся испуганные лошади. Но основная масса башибузуков всё равно летит на нас. Нам очень помогает сильный боковой ветер — он уносит дым от выстрелов. Кабы не ветер, местность перед нами заволокло бы плотной белёсой пеленой как при использовании шашек УШД или БДШ
— Батарея! Дальность три семьсот! Осколочным семь снарядов! Беглым! Огонь!
Лавина всадников движется неудержимо, но позади неё поле усеяно неподвижными и агонизирующими телами. Ещё бы! Пятьдесят одно орудие да по семь снарядов — это триста пятьдесят семь взрывов в гуще неприятельских рядов. Самому страшно!
Я привычно — за время проектирования и постановки в серию орудий научился — делаю поправки, навожу свою пушку и дёргаю за шнур.
— Дальность восемьсот! Осколочным, а далее картечью! По потребности! Огонь! — командует капитан.
Пока дальность не сократилась, бью осколочными. Вот дистанция примерно триста метров, я кричу:
— Картечь подавай!!!
— Есть картечь! — кричит заряжающий.
Плотные снопы картечных пуль прорубают просеки в рядах башибузуков. Скорострельность предельная — в эти секунды решается простой вопрос: будем ли жить мы или вот эти парни с саблями в руках.
Жить досталось нам: не доскакав метров сто пятьдесят-двести, всадники начали разворачиваться, и мы сначала картечью, а потом и осколочными снарядами провожали их, пока хватило дальности боя пушки. Но вот канонада прекратилась — башибузуки скрылись за холмом.
— Отделенные! Доложить о потерях и расходе снарядов! — командует капитан
Мне, хотя вёл стрельбу и фактически командовал расчётом, самому идти на доклад невместно. Даю отмашку заряжающему, как старшему по званию среди артиллеристов:
— Ефрейтор! Доложишь господину капитану, что потерь нет, расход боеприпасов двадцать три осколочных и двенадцать картечи.
Ефрейтор быстро становится в шеренгу перед капитаном, докладывает, а я встаю чуть в сторонке, чтобы принять рапорт у самого капитана.
— Ваше высокоблагородие, во время отражения атаки башибузуками собственных потерь не имеем, за исключением перелома руки у одного нижнего чина. Не успел отскочить при откате ствола. Расход боеприпасов — семьсот пятьдесят два снаряда и сто пятьдесят восемь картечных выстрелов. — докладывает мне капитан.
— Прекрасная работа, господин капитан, благодарю за службу! Составьте списки всех артиллеристов участвовавших в отражении набега, присовокупите наиболее отличившихся пехотинцев, я буду ходатайствовать о награждении героев. Не забудьте упомянуть начальника батальона охраны. — кивнул я на подходящего к нам майора.
— Докладывайте, господин майор.
— С тыла к нам приближались две группы по две-три сотни сабель. Отогнали залпами, до рукопашной не дошло: татары увидели судьбу основной группы.
— Татары? Мне доложили что башибузуки.
— Именно татары. Докладчик ошибся, должно быть из-за сходства. Крымские татары, всего их было десять тысяч сабель. Это поведал татарский мурза, взятый в плен.
— Что он ещё сказал?
— Ничего не сказал, умер от ранения.
— Хм… Не забудьте своей властью поощрить того кто ранил, но официально держитесь высказанной версии: дескать мурза попал в плен уже смертельно раненым. Мало ли, вдруг кто-то захочет мстить.
— Благодарю, господин полковник.
— Теперь о текущих делах: господин майор, пошлите людей собрать оружие, снаряжение и коней. Не сильно пораненных коней тоже собирайте. Господин капитан, организуйте огневое прикрытие на случай атаки.
Трофеев получилось не много, а очень много: оружия, амуниции, сбруи и прочего набралось на три трёхтонных грузовика. Денег и драгоценных украшений — целый сундучок объёмом литров тридцать. Ещё бы! Мы накрошили целых семь тысяч татар, и это не считая сбежавших раненых, многие из которых вскоре тоже отправятся в ад. То есть, из десяти тысяч потомственных мародёров, о которых поведал покойный мурза, большая часть полегла на этом поле.
Наши солдаты получили по золотой монете, унтера по две, офицеры по десять, а кроме того, выбрали себе по коню и кое-что из оружия и снаряжения — своих обязательно нужно поощрять. А на остальное добро, за вычетом доли главкома, я построю пару оружейных заводов или ткацких фабрик.
Потом мы снова загрузились, и колонна двинулась к своей цели — армии фельдмаршала Румянцева. По пути нам ещё нужно встретить корпус Суворова и передать ему часть артиллерии.
* * *
Сухая степь северного Причерноморья совсем не похожа на ту, что будет в двадцать первом веке. Там, в будущем, проведены огромные ирригационные работы, построены каналы, вырыты колодцы и пробурены скважины. Построено огромное количество городов, посёлков, сёл и деревень, и все они связаны густой сетью дорог. Эта степь пустынна, суха
