его, защищать и менять на свой вкус?
Кёдай действительно была ее сестрой, думала она. В их жизнях было так много параллелей. И, тем не менее, они почти ничего не знали друг о друге, они были неизвестны, возможно, даже непостижимы друг для друга. Кёдай обрела тело из плоти, а Мичико в виде эфемерного духа осматривала основы мироздания, но все это не было истинным пониманием. Они были лишь гостями в мирах друг друга, наблюдающими за течением чужой жизни. Мичико никогда не смогла бы постичь всю глубину кошмара обретения личности, лишь для того, чтобы провести двадцать лет медленного осознания, что это личность беспомощного, замурованного узника. Кёдай никогда не поймет, как равнодушие Конды к Мичико было столь же жестоким и болезненным, как и его привязанность к каменному диску, и как его действия навсегда изменили течение ее собственной жизни. Они были зеркальными отражениями, связанными, идентичными, но отличными и отделенными друг от друга.
Их отцы довели их до этого. О-Кагачи существовал ради воплощения и укрепления барьера между уцушиё и какуриё. Конда посвятил свою жизнь расширению своих владений, с целью присоединения к ним как можно большего пространства и как можно большего числа племен и народов. Каждый из них жаждал единоличной и всецелой власти над обоими мирами. Единственной разницей было то, что О-Кагачи жаждал сохранить существующие границы, а Конда желал изменить их в свою пользу.
- Мы должны остановить их, - сказала Мичико.
Кёдай повернулась к принцессе. Согласна. Но как?
- О-Кагачи изолирует оба мира друг от друга. Мой отец, как Даймё, делает то же с Эйгандзё, одновременно правя им, и окружающими его народами. Они оба контролируют движение между их владениями, также как и в пределах своих границ. Мы все были заключены в этих границах, но при этом мы не знали иной альтернативы. Без структуры, которую создали наши отцы, оба мира были бы другими … более хаотичными и опасными, менее организованными и упорядоченными. Без ясных границ и барьеров, душа и плоть не смогли бы существовать.
Взгляд яростных глаз Кёдай стал затравленным и безнадежным. Тогда, что же мы можем сделать?
- Мы не можем просто сбежать от ищущих нас стражей. Как не можем уничтожить границы, ради усиления которых они существуют. Даже, если бы это было возможно, результат был бы катастрофичным.
Но мы можем перечертить границы. Наши отцы определили наши миры, но мы можем переопределить их. Это путь смертных, старики уступают дорогу молодым. Старое должно отступить перед новым.
Жесткость вновь прокралась в черты Кёдай. Лукавый, дикий взгляд мелькнул в ее глазах. Тогда, сестра, ты хочешь сказать…
- Мы можем сражаться. – Сказала Мичико. – Мой отец похитил и заточил тебя в камень до того, как ты начала по-настоящему жить. Гнев твоего отца всколыхнул Войну Ками, которая забрала жизнь моей матери и любовь моего отца еще до того, как я смогла познать их. Я стану бороться и с Даймё, и со змеем до смерти, прежде чем позволю им причинить еще больше вреда.
Кёдай улыбнулась, обнажив острые зубы. Хорошо сказано. Знаешь, я чувствую то же самое. Но как ты станешь бороться? Как нам одолеть их?
- Я не мудра и не сильна, - ровным голосом произнесла Мичико. – Но я решительна. Я хорошо владею луком и стрелами. Я могу метко стрелять во врага с большого расстояния. Возможно, у меня нет великой силы, зато у меня сильная воля.
Кёдай кивнула с необузданной дикостью в глазах. У меня, в свою очередь, есть сила, сказала она. Нетронутая и неиспытанная. Но под твоим управлением, с твоей волей … Женщина со змеиной кожей раскрыла объятья. Пойдем, сестра. Вместе мы покончим с этим. Не важно, выживем ли мы, или погибнем, мир уже не будет прежним.
Без колебаний Мичико раскрыла собственные объятья и влилась в Кёдай. Здесь, в мире духов, их тела слились, словно воды реки, впадающей в море, бурные потоки воли Мичико смешались с приливом силы Кёдай. На мгновение они были полностью объединены, но различимы, превратившись в одно существо в четырьмя глазами, двумя ртами, двумя отцами, двумя жизнями … но у обеих их была одна душа, и единая цель.
Затем сестры слились полностью, смешав разум, тело, и дух в одно трансцендентное целое. Накрытая обрушившейся волной воспоминаний и ощущений, которые не были, и не могли быть ее собственными, Мичико всецело отдалась этому новому опыту. Последней сформированной мыслью ее прежнего разума, за мгновение до того, как он был сметен прочь, были слова, «Я ошибалась. Мы можем понять, каково это - быть друг другом».
Впервые в обеих их жизнях, Мичико и Кёдай, наконец, были восполнены и совершенны.
* * * * *
Острое-Ухо был первым, кто пришел в себя после того, как удалились сестры, но на ноги первой поднялась Жемчужное-Ухо.
- Привет, - радостно выкрикнул Тоши. Он все еще возил в грязи острием своей джитты. Он начертил длинный, сложный ряд символов, которые должны были позволить ему сбежать, но магия попросту не работала. Он пытался воспользоваться самыми примитивными канджи из всех, что он знал, но их сила для него была мертва, застывшая, как птицы и падающие листья.
Тоши указал пальцем вверх, где О-Кагачи уже коснулся крон самых высоких деревьев. – Скоро все помрем.
- Духи милостивые, - проговорила Жемчужное-Ухо. Она бросилась вперед и схватила Тоши за плечи. – Где Мичико?
- И Похищенная, - добавил Острое-Ухо. Он подволакивал левую ногу, а его правая рука беспомощно свисала сбоку.
- Кёдай, - поправил его Тоши. – Она взяла это имя, поскольку не хотела, чтобы о ней думали, как о неодушевленном предмете. – Он выронил джитту и вывернул большие пальцы Жемчужного-Уха, освобождаясь из-под ее хватки. – Где Ваши манеры, сенсей? Я точно также расстроен, как и Вы.
Острое-Ухо проковылял к Тоши. – Можно мне теперь его убить, сестра?
- Можно, братец. – Жемчужное-Ухо спешно направилась к Леди Шелковые-Глаза и попыталась помочь старейшине сесть.
Тоши отпрыгнул в сторону, едва уклонившись от клинка Острого-Уха, просвистевшего у его шеи. Очимуша перекатился и, с джиттой наготове, присел на корточки, так, что теперь он был на одном уровне с мелким кицунэ.
Острое-Ухо сделал еще один выпад, целясь своим кинжалом в грудь Тоши. Очимуша легко отбил этот удар. Острое-Ухо сейчас двигался гораздо медленнее обычного – либо его душа не лежала к столь грязной работе, либо он перенес более серьезные раны, чем
