— Какая невыгодная стройка! — насмешливо качаю я головой, собираясь занять пассажирское сиденье его джипа.
— Помочь? — придерживая дверь, совершенно серьезно спрашивает Ян, заставив меня перевести взгляд с не такого уж высокого порога на его лицо.
— Не нужно, — сев и положив рюкзак назад, я чувствую смутное беспокойство. — Спасибо. — Которое заметно уменьшается, стоит ему услышать благодарность.
— Ты не в порядке. — Я жду привычного уже «девочка моя», но его нет. — Но отдохнуть тебе и правда надо, поэтому положимся на случай и Вову.
— Вову? — Мы будем не одни?
— Да, — выезжая с парковки, подтверждает Ян, — Вова Травин, ты должна была видеть его на последней встрече рабочей группы. Такой высокий жилистый и лысый мужик в очках. — Если это тот, который все три часа смотрел на нас с высокомерным осуждением, то видела.
— А что с ним не так? — подняв бровь, интересуюсь я.
— Он был врачом, давно. — Лето заканчивается, суббота, вечер, поэтому и пробок перед нами нет. — Пока не попался на врачебной ошибке и не был уволен с запретом на осуществление медицинской деятельности.
— И ты продолжаешь называть его врачом? — До этого мне казалось, что Ян гораздо более резок в суждениях.
— Ошибка была не его, — пожимает плечами он, — но доказать это не получилось. После того, как прошли наложенные судом три года запрета, Вову звали обратно, но он обиделся и пошёл в архитекторы. Медицину, конечно, ещё изучает, но уже как хобби.
— А Аня? — с весёлым прищуром интересуюсь я и Ян поворачивается, пользуясь красным сигналом светофора.
— Что Аня? — он копирует моё выражение лица, но смена сигнала не даёт мне на это засмотреться.
— У неё тоже есть своя история?
— Своя история есть у всех, — хмыкнув, поворачивает Ян и въезжает в промзону. — Если ты про Аню Минаеву, то когда-то она была скрипачкой, мечтала о филармонии и мировых турне. Потом оказалось, что выше третьей скрипки на четвёртом пульте ей не подняться и Аня…
— Тоже обиделась? — с улыбкой влезаю я, пока Ян занят перестраиванием в левый ряд.
— Можно сказать и так.
— То есть у тебя клуб обиженных? — Почти как книжный, только веселее.
— Разочаровавшись в одном, в другом мы прикладываем в трижды больше усилий, — отзывается он.
И бросает на меня взгляд, в котором мне ясно виден намёк и на мою обиду. После которой, собственно, и родилась идея «Саркани». Смогла бы я провернуть всё это без его участия в моей личной жизни? Возможно, но вряд ли настолько же быстро и успешно.
Злость не всегда во вред. Иногда она — мощнейший двигатель персонального прогресса.
— Это относится ко всему?
— Почти, — краем губ улыбается Ян и снова молчит.
— Сегодня ты на редкость молчаливый парень, — фыркнув, отворачиваюсь я к окну.
— Всего лишь держу своё слово. Расскажи лучше в честь чего в соседнем с тобой кабинете сидели налоговики.
— Чтобы скучно не было, — со смешком я продолжаю изучать лес со своей стороны. — Ни мне, ни моему бухгалтеру, ни СВЧ.
— СВЧ? — с явным интересом спрашивает Ян, и я возвращаюсь взглядом к нему. — Это ведь не то, о чём я подумал?
— Это Стервы в чёрном, — насмешливо хмыкаю я. — Если бы ты их видел, понял бы, о чём я говорю. Эти дамочки едва не довели до срыва обоих инспекторов…
Никогда бы не подумала, что стану с таким воодушевлением рассказывать эту историю, но молчаливое участие Яна, его смешки и реакции развязывают мне язык так, как никогда не снилось алкоголю.
— … и мы с Алёной провели свою аферу. Грубую, конечно, но относительно эффективную, — наконец, выдыхаюсь я.
— Расскажешь? — подавшись вперёд, положив одну руку на руль, Ян с улыбкой смотрит на меня.
Смотрит. На. Меня.
Оглянувшись, я осознаю себя сидящей в неподвижной машине и не понимаю, как могла не заметить остановки.
— Я и так слишком много рассказала, — морщусь я, мгновенно закрываясь. — У тебя что, вместо ароматизатора сыворотка правды?
— И об этом я тоже умолчу, иначе перестану быть хорошим, — веселится он и выходит из машины.
— Станешь плохим? — Форменная провокация, хотя мне и правда, интересно.
— Идём, — с весёлым укором качает он головой, — нас давно уже ждут.
Хоровое «О-о» встречает, стоит только показаться на глаза народу. Которого, здесь, кстати, собралось ни разу не мало! В приветствии улыбаясь направо и налево, я иду за Яном, который, только вступив в дом, берёт меня за руку. Вдруг потеряюсь.
Череда имён, которые называет Ян по мере продвижения через самый натуральный трёхэтажный коттедж, не смущает потому что большую часть я помню. Рабочую группу по «Альдебарану» уж точно.
— Корпоратив?
— Скорее, празднование начала конца, — хмыкает Ян, открывая передо мной дверь, за которой оказывается спальня, — вещи можешь оставить тут. Захочешь остаться — пожалуйста, если нет — в любой момент я отвезу тебя домой.
— И что это за начало конца? — шагнув внутрь, я осматриваюсь.
Светлые стены, светлый потолок, тёмное покрывало на кровати, две тумбы, два светильника и небольшой комод. Ничего лишнего, но всё, что необходимо. Достав телефон, я бросаю рюкзак на кровать.
— Вчера мне звонили из банка. — Ян так и стоит у двери, всем видом показывая, что это моя территория. — Деньги переведены и в понедельник мы начинаем строительство.
— Поздравляю! — Из окна виден кусочек внутреннего двора и мне хочется посмотреть что там.
— Я тебя тоже, — не спеша обведя взглядом комнату, он останавливает глаза на мне, — Иван Фёдорович сказал, что ты согласилась на его условия.
— Мне же нужно купить у тебя Гоголя, — радуясь, что дверь хорошо заглушает начавшееся в доме веселье, отзываюсь я.
— Нужно. Идём? — Руку он больше не протягивает, и я первой выхожу из спальни.
— Привет! — на садовую качель плюхается, отдыхиваясь, Аня. — Я Аня Минаева, мы виделись на прошлой неделе.
— Привет, — одной было спокойнее, но и против компании я не особо возражаю, — да, я помню.
— Говорят, с понедельника начинают строить «Альдебаран»?
— Если верить Яну — да, — поёжившись, я подтягиваю повыше цветастый плед.
Стоило взять куртку. Пусть ночи ещё неделю останутся летними, но открытое плечо уже холодит осенняя прохлада, а собирающаяся роса чувствуется даже через кроссовки. Хотя, может, я просто пересидела на улице.
Выйдя сюда почти три часа назад, я так и не смогла заставить себя вернуться в дом.
Сначала увлеклась разговором с тем самым Вовой, который обиженный врач. Никогда не думала, сколько интересного может знать медик! От случаев из его практики я то рыдала от смеха, то едва могла дышать от волнения. Вова жарил шашлык, Вове было скучно. И, как и я, он не горел желанием вливаться в алкогольную компания и рубиться в настольные игры.
