— Сказать ей — что?
Он тяжело вздохнул. Что ж, теперь она его жена, стало быть, имеет полное право узнать наконец правду.
— Что существуют некоторые сомнения насчет того, кем был ее настоящий отец, — во всяком случае, у Принни они точно есть. Он утверждает, что ее отец он.
Странно, но она, похоже, нисколько не удивилась.
— Я так понимаю, что вы лично придерживаетесь другого мнения?
— Что бы он там ни говорил, Луиза не его дочь.
— Вы убеждены?
— Так уж случилось, что это невозможно. Кстати, самому Принни это отлично известно. Да и к тому же, считай он, что Луиза — его дочь, он ни за что не согласился бы, чтобы ее опекуном стал я. Думаю, он поступил бы с ней так же, как в свое время они с миссис Фитцхерберт обошлись с дочерью леди Горации Сеймур.
— Но Минни после смерти матери осталась совершенно одна. У бедняжки не было семьи — одни лишь дядюшки и кузены.
— И ни один из них не верил, что Принни — ее отец. И это при том, что ее мать была его любовницей. Тем не менее принц настоял, что сам станет опекуном несчастной девушки.
— Возможно, он доверил ее вам, потому что знал — Луиза попадет в надежные руки.
Маркус выразительно поднял брови.
— Ему прекрасно известно, до какой степени я презираю его. Он был просто обязан попробовать лишить меня опекунства, хотя бы для того, чтобы успокоить свое уязвленное самолюбие.
Какое-то время она молчала, видимо, обдумывая его слова.
— А что, для вас было бы таким ударом, если бы выяснилось, что Луиза тоже является дочерью его высочества?
Глаза его налились кровью.
— Знаете, большая часть моей жизни была отравлена сознанием того, что я ублюдок… незаконный сын — ни наследник принца, ни отпрыск виконта. Мне ни на минуту не давали забыть о том, что я плод любовного союза, проклятого церковью и вызывающего презрение у всех порядочных людей. Я чувствовал себя символом всех пороков нашего общества. И скорее умер бы, чем согласился разделить с кем-то это бремя, тем более с Луизой.
— Но она уже взрослая женщина. И вполне способна это перенести.
— Способна ли? Предлагаете так ей и сказать? — Лицо Маркуса потемнело, и Регина поняла, что он с трудом сдерживается. — Только не забудьте тогда заодно сообщить и то, что ваш братец — всего лишь проходимец, который хочет воспользоваться ею как ступенькой, чтобы подняться на самый верх политической лестницы.
Регина побелела как полотно.
— Неправда! — Она затравленно оглянулась. — Но даже если бы это и было так, я бы никогда не решилась ей рассказать, потому что это разбило бы Луизе сердце!
— Вот именно. Как раз поэтому я тоже молчу. И делаю все, чтобы разлучить их. Лучше уж пусть считает меня упрямым тираном, это я уж как-нибудь переживу. Зато есть надежда, что за это время Фоксмуру надоест преследовать ее и он оставит эту затею.
— А если нет? — Маркус вопросительно поднял брови, и Регина торопливо добавила: — Если он будет ухаживать за ней?
— Пусть только попробует нарушить слово, и я собственными руками вырву сердце у него из груди! — И, смерив ее ледяным взглядом, добавил: — И ваше тоже, если вы вздумаете ему помогать!
— Мне и в голову не придет ему помогать, если это разобьет сердце вашей сестре. — И уже более мягким, даже слегка печальным тоном добавила: — Не знаю, поверите вы мне или нет, но я всегда желала Луизе только добра.
— Хорошо.
На этом разговор закончился, оставив после себя едкий привкус горечи, не пропавший даже после нескольких изысканных блюд, поданных гостям в качестве свадебного завтрака. Маркус помрачнел — Регина явно что-то скрывает от него. Он чувствовал это, только никак не мог понять, что же именно.
Это неприятное чувство не исчезло и после завтрака, а когда они уселись в карету, стало только сильнее. После выпитого шампанского у обоих слегка кружилась голова. Регина уже успела переодеться, сменив свадебное платье из серебристой и легкой, как паутинка, ткани на довольно скромный, зато удобный дорожный костюм. Жакет нежнейшего персикового оттенка застегивался до самого подбородка, а длинный ряд пуговиц упирался в изящный, но строгий воротничок, словно предупреждавший: «Руки прочь от меня!»
Нарочитая строгость туалета его молодой жены очень мало волновала бы Маркуса, если бы она не уселась напротив, вместо того чтобы расположиться рядом с ним. Ничего хорошего это не сулило.
Решив слегка разрядить обстановку, он сунул руку в карман и выудил оттуда то, что незадолго до отъезда дала ему Луиза.
— Вот, — объявил он, бросив на колени Регины конверт, когда карета тронулась в путь. — Луиза велела передать это вам, как только мы отправимся. Наверняка какие-нибудь женские штучки вроде «Добро пожаловать в семью!».
Похоже, вместо того чтобы успокоить, он лишь еще больше разволновал ее. Маркус нахмурился, глядя, как Регина трясущимися руками заталкивает конверт в сумочку.
— Спасибо, — пролепетала она.
— Разве вы не собираетесь его прочитать? — удивился он.
— Потом.
— Но я нисколько не возражаю, если…
— Нет. Я предпочитаю читать письма в одиночестве. Со временем вы к этому привыкнете.
— Понятно. — Черта с два ему что-то понятно, мрачно думал про себя Маркус. Возможно, именно так она представляет себе их брак — как некий союз, в котором каждый живет своей собственной жизнью? Его самого это нисколько не устраивало. Но что он может сделать?
Какое-то время они ехали в молчании, которое обоим было страшно прервать. Наконец Регина решилась.
— Куда мы едем? — дрожащим голосом поинтересовалась она.
— Это сюрприз.
Она сглотнула, стараясь подавить тревогу.
— Приятный, надеюсь?
— Очень рассчитываю, что да. Во всяком случае, там мы сможем побыть вдвоем.
— Долго?
— Сколько захотим.
Она втянула воздух сквозь стиснутые зубы и принялась смущенно разглядывать лежавшие на коленях руки.
— Это ведь… м-м-м… не слишком далеко?
Ее вопрос вновь заставил Маркуса насторожиться.
— Что вы имеете в виду? — нахмурился он.
— Я смогу найти там слугу, которого можно было бы отправить с письмом?
— Конечно. А кому вы собираетесь писать?
— Хочу дать знать Сайсели, где мы, — пожала плечами Регина. — Просто на тот случай, если я ей вдруг понадоблюсь.
— Отлично. — Все эти вопросы и странная, почти детская зависимость от кузины почему-то не давали Маркусу покоя. — Надеюсь только, что вам не придет в голову пригласить ее составить нам компанию, — усмехнулся он. — А все остальное — пожалуйста. Пишите, сколько хотите. — Он впился взглядом в ее смущенное лицо и посерьезнел. — Скажите… неужели вы так боитесь остаться со мной наедине?
