это все… Как бы — «из пушки по воробьям»… Хочется чего-то серьезного — короля Лира сыграть или хотя бы тень отца Гамлета. Когда третью часть «Охоты» снимали, Саша Рогожкин мне прямо сказал: «Витя, извини, что я так тебя подставляю — опять Кузьмич…» А есть еще и четвертая часть, которую Дима Месхиев снимал, «Особенности национальной политики», — мы ее никак озвучить не можем. Там мой Кузьмич приезжает к генералу, который в депутаты баллотируется, чтобы поддержать его…
Но вот тебе пример. Подходит ко мне недавно на банкете один человек, бизнесмен. Долго смотрел на меня, не пил, не ел, все стоял рядом и слушал. А потом, прежде чем автограф попросить, говорит с таким обожанием: «Господи, но вы в своей жизни все уже сделали…» Я не понял сначала, посмеялся. Но ведь, на самом деле, для актера это важно, когда ему такое говорят. Я надеюсь, что еще многое сыграю, но вот создать такой мифологический образ — доброго человека из сказки — это редкая удача. Естественно, когда про меня скажут плохое слово — мне обидно. Когда про Кузьмича — все равно мне обидно, Кузьмичу-то по балде…
Анекдот про Кузьмича
Приехал геолог в тайгу, интересуется: «Ребята, а как вы здесь решаете вопрос с женщинами?» — «Да как? Вот у нас собака бегает, Жучка». — «Вы что, обалдели?» — «Ну, как хочешь…» Неделя проходит, он говорит: «Ребята, где Жучка?» — «Опоздал, старик, умерла». — «А без Жучки как вы вопрос решаете?» — «Ну, вот есть у нас тут бабка-чукча, 70 лет, без единого зуба…» — «Да вы что, с ума сошли?..»
Через неделю приходит: «Где бабка?» — «А умерла бабка, опоздал». — «Ну а как по-другому, ребята?» — «А как по-другому… Берешь бронетранспортер „Тайга“, загружаешь туда 1000 литров солярки и фигачишь две с половиной тысячи километров до заимки, а там живет Кузьмич лесник». — «Да вы что, издеваетесь?..»
Проходит три дня. «Ребята, где тут бронетранспортер? Я поехал к Кузьмичу…» — «Подожди, возьми с собой человек семь». — «А семь-то зачем?» — «Потому что Кузьмичу это так не нравится…»
18.06.2001.
Его прослушивал Гусинский, а Березовский не вернул ему червонец. Олег Басилашвили о ваучере, Шутове и олигархах
Среди бывших демократических лидеров, слывших лет 10 назад «властителями дум», есть, наверное, только один, чье имя не вызывает в народе зубовного скрежета — Олег Валерьянович Басилашвили. То ли потому, что он вовремя покинул «опереточный театр» российского парламента, сохранив верность своему родному театру, Большому драматическому, на сцене которого играет уже больше 40 лет. То ли потому, что в отличие от своих соратников по демократическому лагерю не скомпрометировал себя полученными за время «хождения во власть» дивидендами и даже отказался в свое время от причитавшейся ему депутатской зарплаты. То ли потому, что был всегда абсолютно искренен в своих поступках и убеждениях, и если кидался «на амбразуру», то только в силу своего возмущения творящейся несправедливостью и желания изменить положение вещей…
— Олег Валерьянович, когда в последний раз вы сталкивались в своей жизни с криминалом?
— Совсем недавно. Ехал в машине, остановился на Невском. Ко мне подошли ребята соответствующей наружности, говорят: отвези! Я отвечаю: не вожу… Они отошли, а затем принесли мне розу: это вам, братва вас очень уважает!
— Где вы чаще всего встречали подобных персонажей — в политике, в повседневной жизни, в театре?
— Непосредственно с ними я столкнулся только, наверное, в Икшинской колонии. Икша — город под Москвой, между Димитровом и нынешним Сергиевым Посадом, где мы снимали «Вокзал для двоих». Это была колония для несовершеннолетних, поэтому мы старались, чтобы в кадр попадали те, кто постарше. Колония славилась своим начальником — он пытался помочь ребятам, сделать так, чтобы они продолжали чувствовать себя полноценными людьми, гражданами. Чтобы этих ребят по достижении совершеннолетия не переводили отбывать остаток срока во взрослую колонию, поскольку взрослая колония — очень опасный для них «университет». Их обучали профессиям самым разным, чтобы они вышли на волю подготовленными к жизни людьми.
— В этой картине Эльдара Рязанова жизнь зеков предстает какой-то очень уж неправдоподобно «теплой»…
— Конечно, то, что мы играли — довольно-таки приукрашенная жизнь. Мы не видим на экране отношений зеков. Построение, перекличка, столовая, оркестр — больше ничего нет. Там зону окружает высокий красивый забор, его специально для нас построили, когда мы приехали — до этого одна только колючая проволока была. Но мы-то видели другую сторону взаимоотношений зеков — страшно, о чем говорить!
Хотя в целом они — нормальные ребята. Вначале их, конечно, раздражало, что артист — сытый и переодетый в бушлат — изображает заключенного. Был у нас такой эпизод: мимо меня зеки тянут «волокушу» — лист железа для чистки снега. Они делали все, чтобы меня по ногам этой «волокушей» задеть! Я им сказал: «Ребята, чего вы хотите? Я сейчас на работе, я такой же подневольный, как и вы… Вы думаете, я пойду к начальнику на вас жаловаться? Я никогда этого не сделаю». Они сразу прекратили. Целыми днями мы были вместе, иногда даже по 12 часов. В столовой снимали много дублей. Вот обед — они берут миски, хотят жрать… Им говорят: не доедайте, сейчас будет еще дубль! А я — по сценарию — должен съесть все полностью. Еще дубль — мне дают вторую миску. Третью… Ну — я стал с ними делиться потихоньку. Так они ко мне прониклись симпатией, постепенно отношения у нас наладились. Один из ребят даже, пользуясь нашим знакомством, попросил произнести в фильме его фамилию — чтобы войти в историю. Что я и сделал.
— Письма они вам не писали?
— Нет, но мы с Эльдаром Александровичем пообещали: как закончим картину — приедем к вам, и первыми зрителями будете вы. Так мы и сделали… Я только одно могу сказать: если человек виновен, то наказанием ему должна быть лишь изоляция от общества! Все! Остальное должно быть у него точно так же, как в обычной жизни. У нас же наказанием, кроме изоляции, являются сами условия пребывания в тюрьме — набитые камеры, туберкулез, неуставные взаимоотношения. Я же бывал в «Крестах», мы ходили туда с Галиной Васильевной Старовойтовой перед референдумом…
— Ну а вам самому не приходилось нарушать закон?
— К счастью, нет, но я знаю, что от тюрьмы и сумы зарекаться нельзя. Те зеки, с которыми я общался в Икше, даже научили меня неким правилам — что
