– Войдите, – говорит она голосом, хриплым от преклонных лет, но таким родным, что у меня щемит сердце.
В комнату вхожу я – здесь я лишь немного младше себя нынешней, – целую ее в макушку и усаживаюсь у ее ног.
– Что тебя беспокоит, детка? – спрашивает бабуля.
– Бабушка, как ты думаешь, кости всегда правы?
У меня сжимается сердце. Я помню этот разговор – он происходил в тот вечер, когда бабушка умерла. Мне невыносимо наблюдать за ним и было бы так же невыносимо прервать видение.
Она кладет руку мне на голову.
– Это трудный вопрос. Думаю, кости всегда говорят правду, но степень достоверности гаданий бывает разной.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Наиболее достоверными являются гадания, связанные с Ясновидением Первого Порядка – ведь прошлое нельзя изменить. Гадания тех, кому присуще Ясновидение Второго Порядка, обыкновенно также бывают точны. Иногда люди в самый последний момент принимают решения, отличные от того, что показало такое гадание, но, как правило, это связано не со степенью достоверности, свойственной тем или иным костям, а с временным диапазоном, доступным Заклинателю. Труднее всего приходится Заклинателям, которым присуще Ясновидение Третьего Порядка.
В видении я прижимаюсь к бабуле, а ныне мне вспоминается аромат цветков сирени, исходящий от масла, которое она использовала, борясь с сухостью кожи.
– Стало быть, результаты гаданий, проводимых Заклинателями и Заклинательницами с Ясновидением Третьего Порядка, могут быть недостоверны?
Бабуля смеется.
– По-моему, ты пытаешься подловить свою бедную мать. Нет, они всегда достоверны. Просто их можно по-разному истолковать. Гадая, Заклинатели и Заклинательницы с даром Ясновидения Третьего Порядка видят великое множество возможных путей. И они не могут исследовать каждый из этих путей, ибо это заняло бы несколько лет. А потому им приходится выбирать наиболее вероятные пути и смотреть, что субъекту гадания несут они.
Я поднимаю взгляд на нее.
– А как же доведывание?
– Что ты имеешь в виду?
– Что, если матушка не захочет исследовать тот путь, который выбрала бы я сама?
Бабуля гладит меня по голове, и я нынешняя почти что чувствую прикосновение ее руки.
– Саския, ты ведешь себя так, будто судьба противостоит свободе.
– А разве это не так?
– Нет, детка, в танце жизни они не противницы, а партнеры. Они кружат вокруг друг друга, соприкасаются, затем расходятся вновь, и при том каждая из них становится еще краше благодаря существованию другой.
В видении я меняюсь в лице, и мне вспоминается, как я подумала: а не заговаривается ли моя бабуля, как это все чаще случалось с нею в вечерние часы? И что представляют собой ее слова – мудрость или вздор?
События движутся дальше. Я нынешняя смотрю, как я тогдашняя обнимаю бабулю, желаю ей спокойной ночи, затем перехватываю взгляд, которым она провожает меня, и вижу в нем такую любовь, что у меня заходится сердце.
Затем слышится шум – чьи-то шаги.
– Кто здесь? – спрашивает бабуля. И из сумрака выходит мужчина – тот же самый, которого я видела с Декланом. Лэтам – так назвала его моя мать. На нем черные кожаные перчатки, и в руке он держит тряпицу.
– Опять ты, – вздыхает бабуля. – Зачем ты здесь?
– Какая красивая речь о судьбе и свободе, – говорит Лэтам, подходя к ней. – Я здесь, потому что собираюсь взять и ту и другую под контроль.
– Убирайся. – Голос бабули тверд.
Он смеется – как же зловеще и гадко звучит его смех.
– Конечно же, я уйду. Но сначала получу то, за чем пришел. Я много лет ждал, ища три поколения Заклинательниц Костей.
Теперь смеется бабуля.
– Саския еще даже не прошла через доведывание. Кто знает, кости могут определить ее и в пекари.
Лэтам презрительно усмехается.
– Думаю, мы оба отлично знаем, что пекарем ей не бывать. Я наблюдаю за Саскией уже очень, очень давно. Уж кто-кто, а она определенно наделена даром Заклинательницы.
Взгляд бабули становится твердым, как кремень. Оттолкнув от туалетного столика стул, она делает шаг в сторону Лэтама.
– Если ты воображаешь, что это сойдет тебе с рук, ты плохо знаешь женщин нашей семьи.
Она открывает рот, собираясь закричать, но тут Лэтам прижимает тряпицу к ее носу и рту. И, пока она пытается вырваться из его хватки, он шепотом рассказывает, как будет убивать ее дочь и внучку. Рассказывает, не пропуская ни одной ужасной детали.
Мне нынешней хочется закричать мне тогдашней, которая уже удалилась в соседнюю комнату:
– Сделай же что-нибудь! Помоги ей!
Но я не могу ее спасти. Прошлого не изменить. Бабушка умерла, зная, что те, кого она так любила, умрут в муках. И для нее это была самая жестокая и ужасная смерть.
* * *
Выйдя из глубин видения, я дрожу и чувствую, что на лбу у меня выступил пот. К горлу подступает тошнота, я выбегаю из дома, и меня выворачивает наизнанку до тех пор, пока я не выблевываю все содержимое моего желудка. Вытерев рот тыльной стороной руки, я опускаюсь на траву.
Бабушку убили, пока я находилась в соседней комнате. От сознания, что я была так близко, мое поутихшее было горе превращается в открывшуюся рану, и боль становится невыносимой, она душит меня. Если бы я только знала, что ей грозит опасность. Если бы я только зашла к ней еще раз.
Вместе с горем меня охватывает смятение. Если цель Лэтама заключалась в том, чтобы убить нас всех, нас трех, почему же он не сделал этого в тот самый вечер? Ведь мы все находились в одном и том же доме. Убить нас тогда было бы так легко. И зачем ему нужен Деклан? Зачем ему нужно, чтобы тот делал вид, будто влюблен в меня? Вопросы без ответа роятся в моем мозгу, словно колония муравьев.
Я вспоминаю твердый взгляд бабушки, когда она сказала, что женщины нашей семьи не допустят, чтобы убийства сошли Лэтаму с рук. И, встав с земли, возвращаюсь в дом, чтобы погадать еще раз.
Моим последним даром бабуле станет претворение ее слов в жизнь. Ее убийство не сойдет Лэтаму с рук.
Саския Заклинательница костей
Мы с Брэмом собираемся использовать план Лэтама против него самого.
Он сделал так, чтобы я узрела его в видении, – его целью было заманить меня в Мидвуд. Но если он в своем видении узрит нас, возможно, мы сможем завлечь его куда-то еще. Но это может получиться, только если он не заподозрит, что мы пытаемся его обмануть.
Мы с Брэмом стоим у входа в пещеру. Я сжимаю шнурок, на котором висит мой щит, но другая моя рука прижимает костяной кулон к груди, чтобы он продолжал касаться моей кожи.
