Когда-то давно Александра Павловна распахнула свою душу бессовестному игроку, который целый месяц поддерживал у юной жены иллюзию счастливой семейной жизни – на большее у него не хватило выдержки. А потом он принялся топить ассигнациями из приданого жены ненасытные печи казино.
Испуг женщины, оставшейся с новорожденной дочкой на руках без средств к существованию, как оказалось, помнился до сих пор и не давал ей спокойно предаваться нынешнему семейному счастью.
Танюшка страхов матери не знала, но влюбчивость и самозабвенность чувств почерпнула несомненно у неё. Впрочем, именно эта последняя черта проходила жесткую проверку: её возлюбленный возмущался и сокрушался по поводу поступка незнакомой ей женщины с пылом, который был так похож на любовный!
Мысль Тани металась в поисках выхода: устроить ему скандал, хлопнуть дверью или сделать вид, что её это ничуточки на интересует? Остановилась на последнем.
– Ты что это, меня не слушаешь? – наконец заметил и искренне удивился Ян. – Значит, я тут распинаюсь, рассказываю, что со мной случилось, а тебе всё равно?
– Насколько я поняла, это случилось не с тобой.
– Не со мной, но с моей сестрой!
– Совсем недавно я слышала, будто ты – сирота.
– Сирота! И ближе её у меня никого нет! Когда я говорю "сестра", я имею в виду – как сестра.
"Вон как, ближе её никого нет!" – зло подумала Таня, но решила дотерпеть до конца.
– И что она такого сделала, эта твоя как сестра?
– Удрала с Чёрным Пашой!
У Тани будто гора с плеч свалилась. И она спросила почти равнодушно:
– Ты ничего прежде о нём не говорил. Кто это?
– Контрабандист, бандит, работорговец!
Таня тихонько вздохнула: как интересно живут некоторые люди! От одного слова "работорговец" её, например, бросает в дрожь. Словно подали вдруг голос ожившие страницы любимой книги. Ян же произносит эти слова походя, без трепета, без вкуса.
Конечно, ему не понять девушку, которая родилась и выросла в Москве, и все свои семнадцать лет прожила с мамой в одной и той же комнате, да и ту покинула лишь однажды: когда заболела брюшным тифом, и карета "скорой помощи" отвезла её в больницу.
Сейчас Тане хотелось продлить время общения с Яном наедине – когда ещё представится возможность остаться им одним? Правда, в пустой комнате, где даже некуда присесть, долго не пообщаешься, потому Таня предложила:
– Давай постелим на полу старые газеты и сядем у печки. Так будет удобнее и слушать, и рассказывать.
Она, как и собиралась, села у печки, а Ян разместился напротив: ему хотелось видеть её лицо.
– Теперь можно не торопясь выслушать, что там случилось с твоей сестрой, и кто такой Чёрный Паша, с которым она удрала. Как ты с ним познакомился?
– Хорошо, расскажу тебе всё с самого начала. – он поджал под себя ноги, поёрзал, устраиваясь и начал: – Мы шли с Марго по дороге и встретили циркачей…
Он осёкся, недоверчиво вглядываясь в подчеркнуто спокойное лицо Тани, а она между тем с отчаянием думала: "Теперь ещё какая-то Марго!"
– Циркачи согласились нас подвезти. Правда, никому не дано заглянуть в своё будущее…
"Мне дано, – подумала Татьяна, – заглядывать в своё будущее, и я могу совершенно точно сказать: ты влюбишься в меня, Ян Поплавский, и будешь страдать от ревности точно так же, как я!"
– А вскоре налетели бандиты Чёрного Паши и забрали всех в плен.
– А как он выглядел, Чёрный Паша? – спросила Таня. Наверное, мужчину это интересовать не стало бы! Разве важно, каков он внешне?!
– Выглядел он надменным, самоуверенным, – нехотя сказал Ян, – весь в чёрном. Пашой его прозвали за то, что он туркам в гаремы сбывал русских женщин.
– Какой кошмар! – прошептала Таня, но голос её трепетал не столько от страха, сколько от необычности ситуации: работорговцы в двадцатом веке! Она думала, что такое было возможно лишь в древности! – Как же он ухитрился пробраться в Москву?!
– Приехал как все, наверное, – пожал плечами Ян. – Но надо же было так втереться в доверие, что его даже на работу в ОГПУ приняли! Светка в него влюбилась! Чего я ей только ни говорил, она всё твердила: "Ну и что? Ну и пусть!"
– Случайно, ты сам в Светку не был влюблен? – как бы между прочим спросила его Таня.
– Я? В Светку? По мне, так она чересчур красива!
– Разве можно быть красивой чересчур? Никогда не слышала, что это повод для мужского безразличия.
– Наверно, я опять неточно выразился. Светлана всегда знала, что она красива и всегда старалась не прогадать. Потому она не просто жила, а как бы оглядывалась вокруг в поисках того, кто даст за её красоту повыше цену. Это не обязательно могли быть деньги – к деньгам она не была равнодушна, но и не считала их главными… Её привлекал размах. Или возлюбленный должен был без памяти её любить, буквально не жалея для неё жизни. Или быть особо незаурядным. Или цель иметь повыше – вроде достать звезду с неба. Главное, чтобы не так, как у других женщин, а всё – ради неё!
– И что же, в тебе она ничего такого не нашла?
– Искала, но я не дался. И вообще, я к любви отношусь совсем по-другому. Я всегда знал, что свою девушку узнаю сразу: только загляну в её серые глаза! И не будет ни продавцов, ни покупателей, ни цены – будет общее бесценное чувство.
Таня покраснела, потому что в течение всей тирады Ян не сводил с неё глаз.
– Может, ты зря волнуешься о своей Светлане? Не маленькая, не пропадёт.
– Не маленькая, – согласился он, – но как маленькая! ОГПУ её арестовало, так чего она, выйдя оттуда, удумала? Хочу, говорит уехать из ЭТОЙ страны! А разве у нас есть какая-то другая?
– Не волнуйся, может, она ещё и передумает.
– Как же, передумает! Утром чуть свет в общежитие заявилась, вещи Николая, покойного мужа, принесла. Мол, пригодятся. Сказала: прощай, не поминай лихом!
– Значит, она уехала? Что же ты вслед случившемуся злишься?
– Я сам не знаю, – вдруг успокоился он. – В глубине души я всё-таки крестьянин. Коренная ломка, перемена невыносимы для моего замшелого духа.
– Ну уж и замшелого! – хмыкнула Таня.
– Видимо, если честно, я просто к ней привык. Светка хоть и на год младше, а заботилась обо мне, будто старшая сестра. Даже когда замуж вышла, не переставала следить, чтобы у меня белье было чистое, чтобы я экзамены вовремя сдавал, чтобы не голодал…
Он настелил на полу газеты и переместился поближе к Тане, положив голову к ней на колени.
– Теперь, кроме тебя, у меня никого нет!
– А как же Алексей Алексеевич, – не выдержала справедливая Таня, – он же в тебе души не чает! И Виринея Егоровна только о тебе и говорит…
