Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
Шел лениво, выглядел со стороны типичным пенсионером, умирающим от безделья. Однако мозг напряженно работал.
Итак, размышлял Ходасевич, у нас есть четыре события, далеко не рядовых. Сперва на собственной яхте убита гражданка Америки Глэдис Хэйл.
В тот же день Садовникова-старшая вместе с Мирославом Крассом посещает дом Глэдис на острове Антигуа. Там Красс убивает немого дворецкого и, предположительно, похищает картины. А чтобы попасть в дом, герр (или пан, или мистер) Красс использует удивительное внешнее сходство Юлии Николаевны с хозяйкой дома.
Далее. Минули сутки, и российская гражданка Садовникова Юлия Николаевна обнаружила труп своего сожителя в снимаемом им особняке. Там же, на Карибах.
Наконец, арестованную вышеупомянутую Садовникову похищают из тюрьмы, при участии ее дочери Татьяны. Похитители, некие Майк и Дэн, а также их главарь Трэвис, готовы пытать обеих, лишь бы узнать, где находятся некие картины. Затем двое подручных, явно по собственной инициативе, вместо того чтобы расстрелять, отпускают двух русских женщин.
А теперь следует разобраться во всем и понять:
Какое событие с каким связано?
И связано ли вообще?
Какое из какого вытекает?
И, наконец, два классических вопроса русской интеллигенции: кто виноват и что делать. А именно:
Кто виноват во всем происходящем?
И что делать Татьяне и Юлии Николаевне, чтобы спастись, а также, по возможности, оправдаться?
Давно. Мирослав Красс
Пожалуй, все последние пятнадцать лет для него стали растянувшимся прощанием с Глэдис. Почему же он так мучительно уходил от нее? Почему не мог расстаться и вырвать из сердца?
Они сбежали, наконец, из ужасной немытой России. Без споров и ругани, более-менее поровну разделили добычу (все в том же доме с башней на Антигуа). И, казалось, разошлись спокойно и навсегда. Их союз все ж таки не выдержал гнета многочисленных обоюдных измен и обид. Теперь они не нуждались друг в друге, как в России, когда ей требовался его язык во всех смыслах этого слова: и изъясняться по-русски, и убалтывать падких либо на деньги, либо на ласки служительниц музеев. А ему требовались ее отвага и не по-женски хладнокровный расчет.
Но теперь совместная работа позади. Можно позволить себе слегка расслабиться. Они оба стали по-настоящему богаты.
Мирослав просчитал (довольно опрометчиво, как выяснилось позже), что денег, полученных за русские картины, ювелирку и антиквариат, хватит ему на всю оставшуюся жизнь. Но то ли жизнь сама по себе вздорожала, то ли он был транжирой, довольно скоро Красс вновь почувствовал себя в стесненных обстоятельствах. А еще понял, что ему не хватает – ее. Не хватает живости, азарта и везучести Глэдис. И тогда… Тогда он попробовал вернуться к ней.
О! Она приняла его, но их отношения… Они стали совсем другими. Теперь он ей был не нужен. Ни в каком качестве. Ни как ловкий соблазнитель, бойко шпарящий по-русски и по-чешски. Ни как компаньон. Ни как любовник. И она очень быстро дала ему это понять. А он… У него не хватило ни воли, ни силы для того, чтобы уйти от нее окончательно. И с каждым днем он все сдавал и сдавал перед ней свои позиции. Ежедневно это было незаметно, однако если брать в масштабе месяца или года, его прогиб перед ней становился очевидным. К тому же ее бизнес шел в гору, а многочисленные его начинания раз за разом оканчивались ничем.
Мирослав был не в состоянии стать холодным по отношению к Глэдис. Стать равнодушным. Он мог испытывать к ней только сильные чувства. Просто знак этих чувств переменился. Был плюс – стал минус. Безумная любовь превратилась в безудержную ненависть.
Состояние это усугублялось тем, что они опять расстались. (Расстались – мягко сказано. По сути, она его выгнала.) И если раньше Красс возвращался к ней, потому что любил, то сейчас ему хотелось вернуться, чтобы доругаться. Заорать! Ударить! Придушить! Отомстить!
* * *
Наши дни. Москва. Валерий Петрович Ходасевич
Погода, надо сказать, стояла премерзкая. Холодный ветер хлестал прямо в лицо. В столице вообще, в какую б сторону ни пошел, ветрило обязательно в лицо дуть налаживается. Но тротуары – о, счастье! – оказались очищены от наледи. Да и не холодно, право, особенно если не торчишь на одном месте, а шагаешь. К тому же грел настоящий барбуровский плащ – его Ходасевич купил, помнится, в Лондоне еще до отставки.
На минуту он представил, по контрасту, жаркий песок Карибских островов. Там он ни разу не бывал и теперь уж вряд ли побывает. И денег не наскрести, и Контора не отпустит.
Придется ограничиться виденными когда-то фотографиями и видео. И включать самый главный инструмент – воображение.
Как они там, в тропическом раю, – его девочки? По отношению к Юлии Николаевне полковник испытывал легкое злорадство: за что тетка боролась – на то и напоролась. Знает ли она, что была выбрана и на старости лет соблазнена только потому, что убийце понадобилась ее внешность? Валерий Петрович бывшей жене открывать глаза не собирался – не садист же. Но обязательно обмолвится кто-нибудь другой или сама догадается – и сильнейший удар по самолюбию обеспечен. Юлю было элементарно жалко. И уж никак она, ни за какие грехи, не заслуживала пусть тропической, но тюрьмы.
А вот за Танечку, падчерицу непутевую, душа болела, может, посильнее, чем болела бы за дочку родную. Умение всюду вляпываться в историю у Садовниковых, похоже, семейное. И Танина мать Юлия Николаевна, выходит, такая. И отец покойный, Антон, таким был.
И немедля за этой горькой философской мыслью Валерию Петровичу вдруг разом открылась истина. А точнее, он словно бы увидел в стереоскопическом кино, что и как происходило на далеком от него острове Антигуа и его окрестностях. А еще ему стал ясен ответ на вопрос: почему?
* * *
Несколько дней назад. Карибские острова. Мирослав Красс
Ночка выдалась теплой. Впрочем, на Антигуа ночи всегда теплы.
Хорошо же проклятая Глэдис устроилась. Огромный дом, яхта, проводит время в тропиках. К горлу подступили зависть и злоба. Он не стал отгонять их. Сейчас это были как раз те чувства, что нужно.
Юлия тихонько посапывала рядом на огромной кровати. Спи, мое ходячее алиби, усмехнулся он. С вечера он добавил ей в чай снотворное. До утра она продрыхнет без просыпа. А если ее вдруг станут расспрашивать – конечно, расскажет, что Мирослав был вместе с ней. Надо только вернуться до восхода. Но до восхода времени еще полно.
Да, ты, Юля, думал он, у меня одна в двух лицах – алиби и отмычка. А больше ты никакого интереса не представляешь.
Скорей бы ты сыграла свою роль, и я отправлю тебя восвояси. А может, тебя посадят. И когда ты отвалишь от меня, тогда я оттянусь. Найду себе, наконец, молодуху. Разве можно сравнить с упругим телом твои вялые прелести!
Мирослав открыл сейф, замок которого был скрыт под электрической розеткой. Достал оттуда «бенчмейдовский» водолазный нож в ножнах. Спрятал его в заплечный мешок.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
