Радуясь, что жив, градоправитель рассыпается в бесконечных благодарностях.
Остается решить, что делать с теми бунтовщиками, кто взял в руки оружие. Их пока держат в загоне для скота.
– Военнопленные? – спрашивает меня Маху.
– Нет.
– Предложи этим людям на выбор: или мгновенная смерть, или пусть сражаются за нас.
– Джехути сформирует отдельный отряд, с безжалостной дисциплиной.
По возвращении в Фивы – триумф, как обычно.
Временами привычка превращается в опасное снотворное… К каждой победе, венчающей опасное предприятие, следует относиться, будто она первая, своего рода чудо, потребовавшее тщательной подготовки.
По окончании празднества, на котором царица показала себя во всей красе и величии, я отправляюсь в Долину Царей – поговорить с Сатьей, изображенной на одной из колонн моего вечного жилища, и там же получить откровение Тота касательно моего «Седьмого часа».
86
– Ничего катастрофического не случилось в мое отсутствие? – спросил Минмес у своего помощника.
– Архитектор из храма в Элефантине ворвался ко мне в кабинет и всячески оскорблял – и все из-за того, что он затягивает сроки, а возражений слушать не хочет. Я не стал с ним спорить.
«На редкость толковый юноша, – подумал Минмес. – Скромный, не превышает своих полномочий и неразумных инициатив себе не позволяет».
– Он – неплохой человек и отличный специалист, но ворчливый и вспыльчивый. Я сам все улажу. Еще проблемы?
– Вот мой отчет.
Несмотря на удовлетворение работой этого блестящего выпускника царской школы, Минмес крайне внимательно прочел документы.
Что ж, в обстоятельности ему не откажешь… Вмешивается, только когда это необходимо, соблюдает протокол. Никаких замечаний.
Пахек, со своей стороны, смотрел на начальника и мечтал его задушить. Верный слуга фараона, он только и думает, как бы понастроить по всей стране храмов, где будут обретаться божества, дарующие Двум Землям неизмеримую энергию.
– Даю тебе два выходных, – сказал Минмес.
Отдых короткий, но Пахек успел встретиться с одним столяром, занятым на столичных верфях. Некогда защитник крепости Мегиддо, он искренне негодовал по поводу девятой кампании Тутмоса.
Пахек его утешил:
– Сирия никогда не покорится! И поверь мне на слово – митаннийцы готовят реванш.
– Фараон непобедим!
– А вот это неправда. Удача скоро ему изменит.
– За нами следят.
– Тебя уже допрашивали?
– И меня, и всех моих соотечественников, бывших военнопленных. Власти усиливают надзор.
К этой новости Пахек отнесся серьезно. Значит, государь опасается сирийцев, натурализованных и живущих мирной жизнью, – и вполне оправданно. Наивность в таких вопросах ведет к роковым просчетам. Рано или поздно надзор ослабнет, но пока лучше затаиться…
* * *
Дочка Меритре здорова и весела. Кормилицы и главный придворный лекарь заботятся о девочке, стараясь предотвратить все риски, которым она подвержена в столь нежном возрасте, ведь похитительница-смерть воспользуется малейшей оказией…
– Порядок в Доме Царицы идеальный, – сообщает мне Рехмир.
Первому министру хочется сказать: «Такой же, как при ее величестве Сатье», однако он не смеет.
Но разговор наш еще не закончен.
– Великая царская супруга сделала ряд замечаний, направленных на улучшение нашей образовательной системы.
– Стоящих?
– Целесообразных, государь. Считаю нужным их применить.
– Я согласен.
– Еще…
– И это еще не все?
– Царица полагает, что сельскохозяйственный кадастр несовершенен и некоторым хозяйствам, отлично себя зарекомендовавшим, желательно снизить подати.
– Твое мнение?
– Благосклонное.
– Тогда действуй!
Отовсюду я слышу похвалы царице. Ненавязчиво, будто бы к слову пришлось, Минмес восхищается ее глубоким пониманием государственных процессов; дворцовый управитель Кенна – чувством такта в обращении с прислугой; дворцовая челядь – ее манерами, лишенными самодовольства и холодности. Время идет, и о Сатье вспоминают все реже… Меритре утверждается на ее месте мягко и деликатно, не опускаясь до фамильярности, как ей и предписывает высокий ранг. Во время религиозных церемоний и торжественных пиров мы – идеальная царственная чета, исполняющая свои обязанности.
И это главное. Чувства не принимаются в расчет. Мы ответственны перед богами и нашим народом, а то, что мы люди, вторично. Я – царь, Меритре – царица, и это единственная реальность, которой мы руководствуемся. Поэтому мы сосуществуем в такой гармонии, и я ей за это благодарен.
Мой пес Геб ревниво присматривает за крошкой Меритамон, которая в свое удовольствие таскает его за уши, хватает за лапы и целует в морду. Бдительный страж, он впускает в ее комнату только тех, кто настроен благожелательно.
Мать поет малышке колыбельные, чтобы побыстрей засыпала. Неизменный голос Меритре способен очаровать и усмирить самого разъяренного воина.
Каждый вечер я прихожу сказать, какие обязательства готовит нам день грядущий, и царица, даже если у нее много своих дел, никогда не возражает. Случается, попросит уточнений, чтобы подготовиться получше, или перечитает тексты молитв, или спрашивает, кто будут наши гости и собеседники.
Меритре меня поражает. С виду она совершенно безмятежна, как если бы все ее дни и ночи исполнены безоблачного счастья. Материнство сделало ее еще красивее.
– Могу я попросить вашей помощи? – спрашивает она, снимая с шеи ляпис-лазуритовое ожерелье.
– Если я в состоянии ее вам оказать.
