Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Альгердас никогда не слышал, чтобы у нее был такой голос.
— Не хочешь? — Бабушкин голос прозвучал почти с испугом.
— Да, не хочу! Я его любила. Вашего сына. — Мама словно бы не могла себя заставить произнести отцовское имя. — Больше жизни любила, себя не помнила. И что?
— Но ведь и он, Лена! — воскликнула бабушка. — Гедиминас очень тебя любил. У него один свет в окошке был — ты, я же видела. Мне грешным делом тогда казалось, это оттого, что он не состоялся в профессиональном плане. С его способностями — и рисовать афиши в кинотеатре!.. Но теперь я понимаю, что дело было не в том. Он просто тебя любил.
— Но он умер. — Мама проговорила это жестко, словно гвозди вбила. — Он умер, а я осталась со своей к нему любовью. А зачем, может мне кто-нибудь объяснить? И кому известно, что мне пришлось из-за этой своей любви тогда пережить? И главное, зачем, зачем?! Нет. Больше я этого повторять не хочу. Без этого куда как спокойнее. А Лёка… Все равно рано или поздно он вырастет и уйдет от меня. Лучше мне уже сейчас… не привыкать. И для него лучше, что я над ним не квохчу, как наседка. И какая разница, почему не квохчу? И вообще, мне кажется, это единственный способ вырастить полноценного мужчину без отца. Да, вот такой ценой, ничего не поделаешь. Зато у него никогда не будет отчима. Уж если я с собственным сыном, как вы говорите, дистантна, — усмехнулась она, — то неужели стану тратить душу на постороннего мужчину?
Теперь долго молчала бабушка.
— Не знаю, Лена, — произнесла она наконец. — Может, ты и права. Алик привыкнет… к этому, и ему потом проще будет жить среди людей. Но… Ах, не знаю, не знаю! Ты кеды ему купила?
Бабушка поменяла тему резко и мгновенно, но мама ничуть этому не удивилась. Она вообще ничему никогда не удивлялась, ко всему относилась спокойно и ровно; только теперь Альгердас понял почему. И от этого понимания его охватила такая страшная тоска, что он еле сдержал слезы.
— Купила, — ответила мама совершенно безмятежным тоном. Будто и не было этого напряженного, трудного разговора! — Вчера в «Детском мире».
— Ну и хорошо. А то я думала завтра с ним за кедами съездить. Тогда я ему лучше футбольный мячик куплю, он давно хочет.
— Он обрадуется, — сказала мама.
Собственный футбольный мяч — тут, конечно, было чему обрадоваться. Это была мечта — давняя, заветная. Но тоска заполнила его сердце так, что ничему в нем больше не осталось места.
И теперь, много лет спустя, после разговора с мамой, отзвук той тоски, давно уже позабытой, вдруг всколыхнулся в его сердце снова.
Альгердас сидел на валуне под скалой и смотрел вниз — на речную излучину, на покосившиеся избы у берега, на редкие деревья в садах возле этих изб… Машина-автолавка сломалась, немного не доехав до Балаковки, водитель сказал, что помощь в ремонте ему не нужна, и Альгердас пошел пешком. И вот, поднявшись на последний перед деревней невысокий перевал, сидел теперь на сером валуне — обломке большой скалы — и смотрел вниз, в долину. Машина давно уже проехала мимо него, а он все не мог отвести взгляд от пронзительной в своей скудости картины, которая открывалась перед ним.
Утро было пасмурное, но теплое, и он не чувствовал холода, хотя при взгляде на скалу казалось, что она пронизана холодом вся, насквозь и навсегда. Туман обволакивал ее и словно бы проступал на ней крупными каплями влаги. Странное чувство вызывало у него все это! Эта горестная деревня, и река, исполненная гармонии в каждом своем необъяснимом повороте, и туман…
Альгердас поднялся с валуна, подошел к скале. Ее поверхность была похожа на темное зеркало — ему казалось, он видит в ней свое лицо. Глаза его смотрели оттуда, из скалы, спокойно и сурово. Или не его это были глаза?.. Их взгляд пронизывал насквозь, и мысли, которые рождались в голове под этим взглядом, тоже пронизывали насквозь, безжалостно и честно.
Кто он был? Мальчишка, такой же, как тысячи, миллионы других мальчишек большого города. Скользил по самой поверхности жизни, ни разу не заглянул в ее глубину и считал, что живет правильно, потому что жить так было ему удобно. И ничего он не видел, не чувствовал по-настоящему в этом своем приятном скольжении, и мимо женщины, любящей, любимой, которую явила ему жизнь из самой своей глубины, проскользнул так, словно это может повторяться и повторяться бесконечно — счастье, любовь… Только теперь он понял наконец, что натворил!
Но понимать это было теперь поздно. Поздно! Альгердас будто бы слышал страшное это слово, глядя на темную, сурово блестящую поверхность мокрой скалы.
— А-али-ик! — вдруг услышал он.
Альгердас обернулся. Кричать так пронзительно, так звонко мог только один человек на свете. Он и бежал сейчас по дороге вверх, в гору, этот человек, и голос его звенел отчаянием. Альгердас бросился вниз, навстречу Лешке.
— Что?! — закричал он на бегу. Ужас пронизал его, смертельный страх, причины которого он не понимал! — Леш, что с тобой?!
Лешка чуть не сбил его с ног — налетел со всего разбега.
— Там… — задыхаясь, проговорил он. — Она… Он… Я думал, ты никогда больше не приедешь!
И заплакал. Не заплакал, а зарыдал в голос, судорожно всхлипывая и задыхаясь.
— Как же я мог не приехать? Леш, ты что? — растерянно проговорил Альгердас. — Глупый ты… Ну что ты себе навыдумывал, а? Ты скажи лучше, что случилось.
Он присел перед Лешкой на корточки и то ли тряс, то ли ощупывал его — цел ли?
— Она… Он ее… убил… — провыл Лешка.
Альгердас заглядывал ему в глаза, ничего не понимая.
Глава 7
— А еще такие есть фонарики, что в них можно воду наливать. Они тогда вращаются, всякие трюки выделывают. А еще — в виде зверей. Есть фонарик-баран, он головой кивает. Обязьяна есть, верблюд, краб — он клешнями шевелит. Есть большие фонари, они как шары, и их можно по земле катать. А есть фонарики в виде бумажных цилиндров, у них внутри свеча, и они от теплого воздуха вращаются, а расписаны они всякими картинками — всадники на конях скачут, лодки плывут, дети играют…
— И чего с ними потом делают?
В Лешкином голосе впервые прозвучало любопытство. Альгердас обрадовался: подавленное безразличие, в котором мальчишка находился всю последнюю неделю, приводило его в отчаяние.
— Когда потом? — спросил он.
— Ну, когда этот ихний праздник фонарей кончается.
— Не знаю, — улыбнулся Альгердас. — Честно говоря, не сообразил этим поинтересоваться. Ну, наверное, до следующего праздника прячут. А может, друзьям раздаривают. В Китае красивых обычаев много.
— А у нас тут китайцы самые обыкновенные. — Лешка шмыгнул носом. — Работают только хорошо, а так ничего особенного. Мамка говорила, они нас скоро завоюют, потому что их много, а у нас земля пустая и мужики все вдрызг спились.
При воспоминании о матери на его лицо снова набежала мрачная тень.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
