Ближе к обеду, мой рабочий телефон разражается требовательной трелью: Коробов Вадим Станиславович, мой непосредственный начальник, просит зайти к себе.
— Садитесь, Юлия Владимировна, — мой босс подчеркнуто по-деловому указывает стоящее перед его столом кресло. Ого. А чего так официально. Помнится, еще вчера я была «Юлек, забеги ко мне»
Вадим несколько секунд что-то увлеченно разглядывает в мониторе, после чего переводит глаза на меня. Несколько раз для чего-то щелкает пальцем по пластмассовому телу мыши и тяжело вздыхает.
— Тут такое дело, — снова вздох. Плохая примета, блин. — Начальство свыше дало указание сократить штат, и вы… — он морщится словно ему больно или стыдно, и резко тряхнув головой заканчивает: — В общем, ты у нас новенькая, поэтому под раздачу попадаешь именно ты.
Сцепив челюсть, он с сожалением смотрит на меня. А я на него. С непониманием, пока вникаю в сказанные им фразы. Я уволена. Я, чёрт возьми, уволена со своей первой официальной работы, которая мне действительно нравилась.
— Сотрудник ты прекрасный, — продолжает он. — И, уверен, обязательно найдешь что-то стоящее очень скоро. Мне жаль, Юль.
Успокоение и жалость совсем не то, что мне сейчас нужно, поэтому я молча киваю и встаю со стула. В голове творится каша, которую я никак не могу оформить в мысль. Ну не бред ли? В офисе куча работы, я несколько дней впахивала сверхурочно, а меня увольняют? Что за идиотизм? Где справедливость и логика?
Начальник отдела направляет меня в бухгалтерию, чтобы пересчитать зарплату за текущий месяц, затем я, под сочувственные взгляды коллег, пакую свои немногочисленные вещи в коробку, и выхожу на улицу. Не грусти, Живцова. Потенциал у тебя ого-го. Тебя еще с руками и ногами оторвут. Это просто неудачное стечение обстоятельств. Наверное.
48
Сергей
Юлин звонок застает меня по дороге на встречу с человеком, занимающегося вопросами разрешений на застройку. Она никогда не набирает меня в течение рабочего дня, догадываюсь, чтобы не беспокоить, и поэтому я чувствую внезапный укол тревоги.
— Привет, — Юля звучит растерянно, и нехорошее предчувствие усиливается. — Как ты?
В ее голосе столько грусти, и я понимаю, что этот звонок — отчаянная потребность. Что-то происходит в ее жизни, отчего моя оптимистичная рязаночка сникла. Жестом показываю Андерсону запарковаться чуть дальше от входа в ресторан, чтобы иметь возможность продолжить разговор в салоне. Крис подождет.
— Все хорошо у меня. Лучше расскажи, как у тебя дела.
Юля мнется и тяжело дышит в трубку, и я вдруг ясно представляю ее лицо: нахмуренные брови и закушенная губа, глаза смотрят в пол.
— У меня тоже нормально.
Будь на ее месте любой другой человек, я бы попросил не тратить мое и свое время и прямо сказать, что, в конце концов, случилось. Но с ней нет, все по-другому. Люблю эту девочку и готов во всем потакать, если уж сейчас не могу быть с ней рядом. К тому же, зная Юлю, ее колебания — не дешевое кокетство. То ли не знает, как сказать, то ли стесняется.
— Тебя расстроил кто-то, Юль? — решаю ей помочь.
— А.. нет, нет. Просто так звоню… Я соскучилась по тебе очень, Сергей.
Пожалуй, впервые в жизни я беспрекословно верю этой избитой фразе, хотя и слышу ее далеко не в первые. Знаю, что Юля и, правда, соскучилась. И я по ней тоже, вот только приехать к ней пока никак не получается. Бизнес — бесперебойно работающая машина. Кажется, закрыл один вопрос, тут же появляется следующий: на днях Пирс предложил расширить площадь нашего совместного проекта, и я, взвесив «за» и «против», согласился. Это решение, разумеется, требует новых встреч и новых временных инвестиций.
— Ты с кем-то встречалась, Юль? — продолжаю прощупывать почву.
— Виделась с Маринкой… случайно в парке встретились… ну это ерунда.
— Хорошо, а на работе как?
Юля протяжно вздыхает, и повисает пауза. Угадал, значит.
— Меня уволили.
— Когда?
— Вчера.
— Вчера вечером мы с тобой разговаривали, — напоминаю, стараюсь не звучать обвинителем. Давить на нее сейчас точно ни к чему. — Так почему промолчала?
— Потому что мне было… стыдно.
Столько разных эмоций есть в этой шепотом произнесенной фразе, что мне вдруг хочется попросить Андерсона выйти, чтобы не становился свидетелем этого разговора. Своей обезоруживающей честностью и открытостью Юля заставляет меня терять контроль над привычной сдержанностью. Ее переживания долбят прямиком мне в душу, с легкостью минуя динамик и расстояния в тысячи километров.
— За что тебе стыдно, Юль?
— Что не справилась, — из трубки доносится звук, похожий на тихое всхлипывание. — Это же первая работа моя… А ты такой умный… и мне хотелось, чтобы ты тоже мной гордился… что я сама…
— Юль, ты плачешь, что ли?
Она уже не плачет, а в голос ревет, воскрешая в памяти тот день, когда я приехал к ней после непростого разговора с сыном.
— Нееет… просто я одна здесь… и я же старалась… очень сильно… а Вадим сказал… приказ начальства… сократили поэтому…. но там и другие стажеры были… еще я рубашку свою любимую с джинсами постирала… она синяя теперь…
От услышанного меня накрывает волной облегчения. Боялся, что будет хуже. Сократили ее, оказывается, и гордую девушку с амбициями это, разумеется, уязвило. Еще и совсем одна, без поддержки осталась. Со стороны ситуация пустяковая, конечно, но точно не для нее.
— Юля, — произношу как можно мягче, — послушай меня сейчас, хотя сказанное может тебе и не понравится. Я когда от тебя избавиться хотел, один человек мне досье собрал, в том числе и о твоей учебе. Ты ведь в лучших студентках экономического факультета числишься, если меня не дезинформировали? Так вот, за это я тобой очень горжусь. Все твои главные успехи еще впереди, и уверен, ты даже меня удивишь, а я, между прочим, очень высокого мнения о твоих умственных способностях. А сокращение — это досадная случайность, и точно не потому что ты хуже остальных. Верь мне, я похвалой не разбрасываюсь.
Я терпеливо выжидаю, пока Юля проникнется моими словами и перестанет всхлипывать. Даже самые оптимистичные люди под гнетом обстоятельств могут потерять веру в себя, и их необходимо приободрить. Не картонной лестью, а честным напоминанием об их собственных достижениях. Так просто, и так эффективно. Вот и Юля не разочаровывает. Дыхание выравнивается, носом перестает шмыгать.
— Да, я вот тоже подумала... Ну какие идиоты будут увольнять персонал, когда в офисе такая запара? Им же хуже.
— Ну вот видишь, какая ты умница. Все прекрасно понимаешь. А расстроилась сильно, наверное, потому что одна быть устала?
— Да, — судя по тону, она явно улыбается, — И я знаю, что у тебя дела, не подумай. Я даже сейчас, наверное, своим нытьем отвлекаю… Но просто…
