— Дык ты их перед баней снимай, сын мой недоразвитый. Ладно, не обижайся. Просто советую, ты перед тем, как непосредственно княжну спасать начнешь — ополоснись. А то мало ли… Спасешь — а она брык… И окочурится. Небось отвыкла уже от столь мощного духа дворянской… хм… харизмы.
— Вон, Пендаль тоже не моется. Дурное это дело и бесполезное.
— Пендаль твой почти всегда в стельку, ему все равно. Да и потеет он не так, как ты в этих железках. Взопреешь же. Или заведется там под броней кто-нибудь. Как грызнёт в решающий момент, дрогнет рука, и падешь смертью храбрых идиотов. И не во славу Господа, а просто так, курам на смех.
Рыцарь обиженно засопел и сделал вид будто проверяет застежки с затяжками. И ему вообще неинтересно, что там несет еретический священник.
Почтительно приумолкший Крот посмотрел на рыцаря, понял, что прения окончены, и пояснил.
— Батюфка, мир Жифнь — офновной. Мерило. Эталон. Именно в нем бурлят фоки даюфие жизнь и филы офтальным. Во вфем множефтве миров живуфим по законам цифр — он главенфтвует. И вфе навыки и умения мофно перенефти из Жифни в любой из них. А наоборот — нельфя.
— А ты откуда знаешь? — поднял голову прислушивающийся рыцарь. Он, хоть и делал вид, будто полностью сосредоточен на полюбившейся в последнее время броне, но на ус мотал.
— Так я же тоже игрок. Был. И мефду прочим, хорофый. Мне многое открыто. Вы вот о давеча о Боромире рафказывали… Он вфе это тоже фнает. И не рафказал вам, наверное, лишь потому, фто никак не мог подумать, фто вы в другие миры попадете. Мало кому такое по плефю.
— А тебе это почему по плечу?
— Ну… Как фказать… Фпофобов ефть много. Но я могу только туннелями. Туннели эти не я фтроил. Они древние — жуть. Я их профто нафел. Когда копал. Копать-то я умею.
— А я думал ты порталы открываешь… — батюшка все еще сидел с блаженным лицом и перебирая четки возносил хвалу Господу. — Есть, знаю, такие волшебники, хоть и не христовы люди, но не совсем богопротивны. Порталисты называются. Как в стене проход увидел — сразу тебя в них зачислил.
— Ну да… Немнофко маг я. Но чутофку, до порталифта мне в этом плане далеко… Я охотник-ловушечник, говорил же. А копать… Ну, конефно, копаю я не фовсем руками. Землю и профий грунт профто убеждаю немнофко подвинутьфя. А потом чуточку ужатьфя. Так мы вфе кротолюды делаем… Делали… — Токик погрустнел. Вздохнул. Встряхнул головой и преувеличенно бодро продолжил. — Но одно дело профто грунт, а другое — мефмирный туннель. Корофе — свои фложнофти. И я уже во фтольких мирах побывал… Фотни три тофно повидал, а то и больфе.
— И все равно возвращаешься?
— Конефно! Это федь главный мир. Зафем мне фтреки? Тени? Отростки? Ответвления? Именно Жифнь — теперь мой дом.
— А твой мир? Не боишься божьей кары? По твоей вине множество безвинных душ сгинуло, — снова вернулся к беспокоившему вопросу Константин.
— А и не фалко. Хреновый был мир. Вфе флые. И нафтоящих душ — раз два да обчелфя. Заготовка мира, пофти не нафтояфий. Таких — девятнадцать из двадцати. Вот, например, Гряфь эта. Тоже не нафтояфий Мир. Он вообфе держитфя волей трех-четырех ифтинных дуф. Ну раньфе так было. Фейчас чуть больфе.
— А откуда знаеф? Тьфу, прости, Господи… Знаешь?
— Чую… — Токик пожал плечами. — У меня эта чуйка офень хорофо уже прокачана.
— А здесь? — спросил батюшка. — В этом мире? В Жизни. Настоящих душ много? Истинных, как ты говоришь.
— А мы фейчас не в Жизни. Мы в межмирье. И, ефли вы не догадалифь, туннель этот не только два мира фоединяет. Выходов — тьма. Вот, например, то мефто, где мы «Груфтных админов» вфтретили. Оно вообфе мне нефнакомо. Но опыта гофподин начальник там не получил. А фтало быть — мир иной. И раз новая линейка не открылафь — не цифровой. Или то мефто, где были двери ф окошками. Ну, откуда вы эти жефткие зелененькие бумафжечки натащили — тоже. Это фкорее всего какой-то техногенный мир. Я такие не люблю.
— Хм… — рыцарь, ошарашенный очередным свалившимся на него массивом информации о матчасти Мироздания, потер лоб. Под костью места для усвоения новой уже практически не оставалось. Подумал пару секунд и выдал резюме. — С помощью Господа, во имя Пресвятой Девы и во славу прекраснейшей Данунашки, я очищу от зла все эти миры!
Батюшка хмыкнул, а Крот посмотрел на рыцаря, взявшего на себя повышенные обязательства, как на полного идиота.
— Ну… Не сразу. — Константин дернул себя за ус. — По очереди.
…
По светлому, вовсе не буреломному лесу идет милая девушка лет семнадцати-восемнадцати. Видно, что путь привычен, несмотря на отсутствие тропинки, передвигается она споро. Заросли да поваленные деревья обходит, мелкие ямки перепрыгивает, меж стволов не плутает.
Точеная фигурка подчеркивается расшитым сарафаном, который, по идее, эту фигурку должен скрывать. Личико свежо, улыбчиво, девушка любит весь мир, а мир добр к ней. В руках корзинка, вкусно пахнущая свежей выпечкой. Несет гостинцы. Может бабушке, может еще кому.
Девушка — дочь трактирщика-целовальника, значительной в этих местах фигуры. Батюшка ее не один трактир держит, а целых два. Так что и приданое обеспечено, и жизнь прекрасна, и Ольг обязательно на ней женится. Ольг… Он такой… Такой!!! Самый лучший, вот! Да и имена… Ольг и Ольга. Ольга да Ольг. Ага, будто сплетены, связаны, слиты воедино уже заранее. Вот, умела бы она колдовать… Ну, хоть чуточку… Наколдовала бы так, чтобы свадьба уже завтра была. Тут не много и надо. Отец условие поставил — будет у Ольга дом, хозяйство, минимум три холопа — отдаст за него Ольгу. «Будто в хозяйстве счастье», — вздохнула Ольга.
Знакомая полянка, на полянке пенек. А на пеньке — монашка-странница. Сидит, не шелохнется… Спиной к девушке.
— Доброго дня тебе, мать.
— Доброго и тебе, дочь моя. Ты одна?
— Одна, мать. Вот, покушать несу жениху. Но пирогов да блинов много, отведай, не побрезгуй.
— Добрая девочка… Хорошая… Как тебя зовут, дитя?
Ольга в это время подошла к пеньку, глянула в лицо страннице и обомлела.
Едва ли старше девушки, но… Глубокий капюшон скрывает большую часть лица. Однако, все равно видно — глаза монашки скрыты под плотной черной повязкой. Слепенькая. Господи, ну почему так? Ведь как жалко ее. Хоть плачь.
— Ольга, — ответила дочь трактирщика и в самом деле всхлипнула. Настолько ей стало жаль несчастную.
— О-о-о-ольга-а-а-а… — протянула монашка. — Жаль ты одна, Ольга… Не успеваю. Ну да ладно. Сделаю, сколько смогу.
— Чего не успеваешь, матушка?
— Ты не поймешь пока. Потом поймешь. Да поздно будет…
— Я уже сейчас ничего не понимаю, — пролепетала девушка.
— И не нужно. Главное — я понимаю. Вижу, мечта у тебя есть заветная. Замуж выйти.
— Да! За Олега!
