Содержимое коробки
В первый понедельник зимних каникул раздается звонок в дверь. Родители уехали на вокзал встречать Джулиана, и я почти с таким же воодушевлением жду его, как они. Но в дверь звонят не родители.
Тихонько спустившись по лестнице, смотрю в дверной глазок. Я не удивлена его приходу. Я оставила ему письмо. Точнее, оставила его для Карлтона Эверса адвокату, который занимается их банковским счетом. Я знала, что письмо дойдет до Калеба, когда он вернется за деньгами. Поэтому и не удивлена его появлению на моем крыльце по прошествии недель, полных слухов и сплетен.
Он выглядит совсем взрослым. Позади него в машине сидит Мия. Я слышала, он вернулся домой, после того как его маму арестовали за сокрытие тела. Калеб сказал, что у него был только один выход, и, возможно, действительно так считал, но я думала по-другому. И взяла все в свои руки. Жить с подобными чужими секретами я не могла. Да и вряд ли Ив позволила бы мне жить, зная, что я в курсе всех ее махинаций.
Калеб рассказал мне о камерах. О том, что за рулем машины сидел он. Но я знала, куда они направлялись. Знала и то, что они увезли на продажу машину Шона. И камеры должны были записать, как Ив везде следует за своим сыном. Маленькая зацепка для дальнейшего расследования. Я не знала, что будет дальше. Калеб сказал, это была самозащита, но Ив скрыла факт смерти.
Я не пошла к нему, услышав о его возвращении. Я сказала, что должна была сказать, и сделала то, что должна была сделать. Я уже нашла, что искала. А теперь он стоит у меня на крыльце, за его спиной – машина с багажом, и я знаю: он уезжает навсегда.
– Я пришел извиниться, – произносит Калеб.
Ему есть за что извиняться передо мной: за ложь, за то, что бросил меня дважды, за то, что позволил мне поверить в свою смерть.
– И поблагодарить. Ты была права. Был другой выход.
– Я же говорила. Ты должен был доверять мне.
– Ты права. Должен был. Не знаю, сможешь ли ты понять это, но меня предавали все, кому я доверял, поэтому мое недоверие коснулось и тебя. Ты этого не заслуживала. Как и сказанных мной слов.
Я принимаю извинения Калеба, но его слова повисают в воздухе. Он пронесет это недоверие через всю свою жизнь. А посмотрите, куда оно нас завело.
– Что теперь будет? С тобой? – спрашиваю я.
Калеб пожимает плечами.
– Пока не знаю. Полиции нужны мои свидетельские показания. Мы с адвокатами обсуждаем условия и возможную сделку. Есть разные варианты.
Ему еще не предъявили обвинения. Надеюсь, и не предъявят. Я киваю. Не скоро все разрешится. Папа говорит, разбирательство может затянуться на месяцы или годы. Так как Калеб вернулся с отцом, к предъявленным его матери обвинениям добавится лжесвидетельство в деле, которое разбиралось много лет назад. Решение этого вопроса займет немало времени.
Полицейские ищут тело Шона в Пайн-Барренсе, но пока не нашли. Мать Калеба хранит молчание.
Для Калеба все только начинается. Но это уже не моя история.
– Куда ты едешь? – спрашиваю я, глядя на его машину.
– Туда же, куда отец, – отвечает он.
По слухам, которые ходят в школе и уже обросли подробностями, достигший совершеннолетия Калеб возьмет Мию под временную опеку. Деньги с банковского счета достанутся ему, только нужно будет аннулировать свидетельство о смерти, а значит, предстоит бумажная волокита. А пока Калеб в каком-то смысле еще призрак. Застрявший на границе миров. Не существующий ни тут, ни там. Однако человек на моем крыльце реален. И я когда-то его любила.
– Входи, – приглашаю я Калеба в дом. – У меня остались твои вещи.
Я веду его наверх, где держу фрагменты, которые привели меня к нему. Коробка, подписанная буквой «О», его детские фотографии с отцом. Складной армейский ножик, найденный на чердаке, – я так и не выпустила его из пальцев, плывя в реке. Ракушка. Ключ от дома. И наконец наши с ним фотографии.
– Джесса… – начинает Калеб.
Но как можно облечь это все в слова? Все то, что заключено в этой коробке? Как уместить это в пару фраз? Как мне освободить и его, и себя от этих слов?
– Я знаю, – отвечаю я.
Птицы
Ты знаешь, что уже рядом, когда слышишь их. Чаек. Летом они кричат громко, и их слышно издалека. Зимой птиц остается мало, и их крики становятся тише, но они все равно слышны. Доносящиеся с севера, обращенные к тем, кто улетел на юг. Неизменная составляющая пляжа.
Я по привычке приоткрываю окно в машине в ожидании знакомых криков. И когда слышу их, знаю: я на месте.
* * *
На пляже, кроме меня, никого нет, поскольку еще довольно холодно. Здесь только я и птицы. Меня это устраивает. С океана дует холодный ветер, и я кутаюсь в кофту. В волосы сыплется песок. Вдалеке показывается человек, бегущий со стороны розового отеля. Не самый грациозный человек, который, кажется, вот-вот рухнет на землю. Однако он не сбивается с шага, бежит ровно и твердо. Он замедляется, приближаясь ко мне, и звук его шагов становится громче, как и звук дыхания.
– Я думала, что отбила у тебя желание бегать по пляжу! – кричу я через плечо.
Макс поднимает палец и нагибается, упершись ладонями в бедра, пытаясь отдышаться.
– Я решительно настроен в следующий раз не проиграть, – отвечает он.
