Камерный зал оказался совершенно пуст – ни работников, ни слуг. Его уже успели украсить накануне, а накрывать столы было ещё рано. Маркель сел в кресло первого ряда. А девушки поспешили к инструменту. Он обожал слушать, как Амалия играет, хоть делала она это крайне редко – считала, что не имеет выдающихся талантов. Его пичужке не понять, что дело даже не в звуках, которые она извлекает. Маркель готов был часами смотреть на её тонкие длинные пальцы, скользящие по клавишам. Волнительная будоражащая картина, в момент включающая воображение.
Пространство заполнила музыка. Сюзон развернулась лицом в зал. Маркель уверен был, что сейчас перед её глазами стоит Себастин. Удивительная девушка. Внешне холодная, но там, за ледяной коркой, оказалась трепетная сильная натура, способная так отчаянно полюбить и так отчаянно сама нуждающаяся в любви, что Себастин капитулировал. Маркель и не думал, что его рассудительный брат способен потерять голову.
Музыка растеклась чувственной волной и Сюзон запела. Голос звучал нестерпимо проникновенно.
Пришла. Стою перед тобой,
открыв души мятежной двери.
И сердце не устанет верить,
Что так назначено судьбой.
* * *
Пришла. Надолго, насовсем.
Как неизбежность многоточий,
Как звёзды этой тихой ночи.
Не надо спрашивать зачем.
* * *
Пришла надеяться, дарить,
Отдать и взять, и выпить жадно,
Любить до искр, гореть нещадно,
Дышать тобой, тобою жить…
Как только прозвучал последний аккорд, Сюзон стрелою выскочила из зала. А вот своей пичужке Маркель не дал упорхнуть. Поймал, посадил рядом. Сорвал лёгкий поцелуй.
– Так где ты была всё утро? Я соскучился, – ещё один, уже более основательный поцелуй.
– У доктора Матье.
У доктора? Ну вот. Чутьё Маркеля не подвело – он же заметил, что ей в последнее время нездоровится. В груди заныло.
– Ты больна?
– Нет, не беспокойся, я здорова, – быстро ответила она. – Совсем-совсем здорова. И я, и…
Её щёки вспыхнули румянцем. Маркелю нравилось, что смущение всегда проявляется краской на её лице. Он коснулся тыльной стороной ладони пылающей кожи и почувствовал, что самому становится жарко. Но почему Амалия смутилась? Всё-таки что-то в её ответе не то.
– …мы оба здоровы… – закончила она фразу.
Он заглянул в медовые глаза, самые невинные и самые опасные, которые давно погубили его. Там светилось счастье. И вдруг до него дошёл смысл её слов.
– Оба? Это то, что я подумал?
– Да. У нас будет малыш.
В груди сжалось, защемило, заколотилось, а потом растеклось по телу незнакомое волнующее чувство, заставившее осторожно положить ладонь ей на живот. Голову дурманило от её счастливой улыбки…
