Я монах ордена Поклонения Многим. Скажите мне все, что может утешить вас. Ваши слова будут священны для меня. Ни одна живая душа не узнает о них, если только вы сами не попросите меня передать их от вашего имени.
Новая мысль заставила принца Бифальта вскочить на ноги – внезапное озарение осенило его, возможность, которой он раньше и не представлял. У принца не было секретов, которые он еще не раскрыл, и он не желал повторяться. Прощение не интересовало его. Утешение тоже. И все же было нечто, что мог бы сделать для него как раз такой человек, как Третиий Отец.
Ваши слова будут священны…
– Поясни, монах, – принц не хотел, чтобы слова его звучали грубо, но пульс бился в самом горле. Говорил он с трудом, словно голос пробивался через преграду. – Можешь ли ты передать послание моему отцу, королю? Передать его частным образом?
Ни одна живая душа…
Монах кивнул.
– Возможно, не напрямую. Но нет такого места на этом континенте, куда бы не смогли проникнуть мои сыновья и дочери. Ваши слова достигнут вашего отца. Они будут священны для любого монаха, который понесет их.
– А если послание мое – это не слова? – настаивал принц. – Если это предмет? Мой отец получит его? И магистры не будут знать? И они не вмешаются?
Третий Отец нахмуренно рассматривал сапоги принца Бифальта.
– Предмет, который и будет посланием? Я не знаю, что на это сказать. Конечно, никто не узнает о нем от нас. Но предмет?
Какое-то время принц Бифальт пристально смотрел сверху вниз на безымянного монаха, нет, сам принц не сомневался, но монах – насколько он решителен? Затем принц прошел к письменному столу. Вернувшись, он протянул монаху «Трактат» Силана Эстервольта.
– Это книга? – На мгновение удивление охватило монаха. Он забылся настолько, что даже посмотрел прямо в лицо принцу Бифальту. – Она принадлежит Последнему Хранилищу!
– Она не принадлежит, – возразил принц. – Магистр Авейл отдал ее мне. Он сказал, что она моя. «Делайте с ней что захотите». Это его слова.
«Если вы еще не понимаете…»
– Магистры не смогут возразить.
Это и есть мое послание. Орден Поклонения Многим сможет доставить ее королю Аббатору, моему отцу?
Третий Отец сразу же вновь склонил голову. Словно совещаясь с самим собой, он пробормотал:
– Они узнают о пропаже. Пустой гордыней было сказать, что моя жизнь ничего не стоит. Вы сумели придать ей слишком большую цену. Орден Поклонения Многим служил Последнему Хранилищу со своего основания. Я служил библиотеке, когда бы это ни потребовалось. Но теперь я по своему собственному желанию предложил взять вас на поруки. Если магистры увидят в том, чего вы добиваетесь, намеренное злодеяние – если они увидят в этом преступление, – вы останетесь невиновны. Вина будет на мне. Цену их недовольства или гнева придется платить мне. Их гнев может пасть на орден.
Они не позволят мне вмешиваться в вашу войну с Амикой.
– Это оправдание. – Теперь голос принца Бифальта стал резким. Гнев его, словно хворост, был готов разгореться от первой же искры. – Это не ответ.
Я не могу приказывать вам. Я не обвиняю вас. Я спросил только потому, что спросили вы. Это было ваше предложение, Отец.
Монах не поднял головы, но в его сгорбленных плечах и искаженных чертах лица явственно читалось душевное смятение. У него вырвался тихий, подобный стону, звук – он боролся сам с собой.
– Мои клятвы, – вздыхал он. – Я дал слишком много клятв. Как же я могу выбирать между ними?
Но сражение это было коротким. Опершись руками о колени, монах поднялся со стула. Избегая пристального взгляда принца Бифальта, он неуверенно произнес:
– Как вы и сказали, принц, я сам предложил. Взамен вы преподали мне урок смирения – урок, который я заслужил по своей гордыне.
Дайте мне эту книгу. Я не стану просить своих сыновей и дочерей. Если я останусь в живых, я передам ее лично в руки вашего отца.
Принц Бифальт онемел от удивления, а может, и от торжества. Он доверил монаху средство, которое приведет к поражению Амики. Он сделал все, что мог, чтобы защитить свою родину на случай, если боец, выставленный магистром Марроу, убьет его.
И принц почувствовал гордость. Он мог честно признаться себе, что не ожидал так много от себя самого, от того, кем он стал, – человека, почувствовавшего в себе позыв съежиться, затаившись в одной из своих комнат, человека, отвернувшегося от сравнительной безопасности лжи.
Зажав под мышкой книгу Эстервольта, Третий Отец направился к двери, открыл ее и кивнул принцу следовать за ним. Они уже слишком долго заставили слепого архивариуса ждать.
Принц Бифальт последовал за ним без колебаний.
* * *
Солдат не только по подготовке, но и по своему характеру, принц Бифальт, следуя за монахом, проверял оружие. Закончив проверку сабли и кинжала, он достал из сумки с боеприпасами полную обойму, резким движением вставил ее на место и затвором послал один патрон в патронник. Затем он помахал руками и наклонился в разные стороны торсом, чтобы размять мускулы.
Привычные действия, подобные этим, были сродни медитации. Они помогали сосредоточиться, настраивали рассудок на битву. В бою принцу понадобится весь запал его гнева. Но он не мог позволить ярости заглушить свои навыки – или возможность выбора.
Через несколько десятков шагов принц понял, что Третий Отец ведет его к замковой столовой.
Он не знал, почему магистры выбрали именно этот зал, но одобрял их выбор. Если понадобится уклоняться от противника, большие размеры столовой подойдут как нельзя лучше. А если будут нужны препятствия для защиты, принц мог бы использовать длинные столы. Все, что затрудняло атаку противника, давало принцу время, нужное, чтобы выстрелить из винтовки и вновь перезарядить ее.
Подходя к цели своего пути, принц с монахом слышали все усиливавшийся гул голосов. По всей видимости, заклинатели хотели присутствия публики. Это принц тоже одобрял. Свидетели его достойного поведения станут защитой для Третьего Отца. И тогда, если монаха ни в чем не обвинят после состязания, он мог бы – или ему разрешат – покинуть Последнее Книгохранилище.
По громкому нестройному шуму голосов, доносившемуся из столовой, принц понял, что публики собралось много.
И все же оказалось, что принц не был готов к размерам собрания. Когда он и Третий Отец подошли к растворенным дверям входа, принц увидел толпу, состоявшую из более чем нескольких дюжин обитателей замка, посетителей и слуг, возможно, более чем из нескольких сотен. Под высокими потолками, освещенными пылающими факелами, зал казался даже больше, чем в прошлые посещения принца. Все стулья и столы на козлах были убраны в сторону, так что вдоль стен хватало места для множества зрителей, обступивших пустое пространство вроде арены в центре зала. Когда столько людей сразу говорили на самых разных языках – причем говорили громко, чтобы собеседник мог услышать, – получался гул, похожий на гул пекла. Не хватало только боевых кличей, воплей падающих людей и коней, лязга оружия.
