Они смолкли. Конный полк разбрёлся поротно, где-то запел горн, из барака доносилось неразборчивое бормотание, смех и стук костяшек.
Наступила тишина, та самая, которой дорожит всякий военный, отлично знающий, как бывает обманчив покой.
Именно в это мгновение прогрохотал выстрел из пушки. Орудие располагалось где-то неподалёку, это Олег уловил почти рефлекторно, но в следующий момент он ощутил морозное дуновение по хребту: стреляли по их бараку!
— Ложись! — заорал он, заслышав посвист ядра, и бросился на землю.
Быков шлёпнулся рядом.
— Какого… — выдохнул Яр.
У Сухова у самого мысли в голове носились рваные и отрывочные. Какой-то пьяный пушкарь выпалил сдуру?.. Подкрались ларошельцы?.. Но как?!
Тут ядро поразило мишень — пробило крышу барака, с треском ломая стропило и разваливая дымоход. По кровле посыпались обломки трубы.
И снова грянула пушка! И ещё раз! Тут уж ни о какой случайности речи не могло быть — их прицельно расстреливали!
Второе ядро снесло угол барака, а третье пробило стену и разворотило печь — горящие уголья сыпанули фонтаном, мигом поджигая запасы соломы.
— За мной! — рявкнул Олег.
Пригибаясь, он помчался в сторону холма, на противоположном, невидимом склоне которого и пряталась неизвестная батарея. Быков припустил следом, на бегу матеря неведомых канониров.
Сухов такую скорость набрал, что не сумел вовремя остановиться, его вынесло за холм, где вокруг трёх длинноствольных кулеврин[105] метались шестеро пушкарей.
Одна из пушек уже была заряжена, и канонир в белой рубахе навыпуск подносил фитиль.
Олег выстрелил с ходу — кулевринёра отбросило, а на его груди расплылось красное пятно. Напарник убитого сориентировался мгновенно и почесал в сторону, прыгая как заяц. Видимо, к оставленным лошадям.
Быков не стал стрелять по нему, он израсходовал боеприпас по заряжающему соседнюю кулеврину.
Один из неизвестных разрядил по Сухову свой пистолет, но промахнулся.
Олег пригнулся, бросая мушкет в траву, и выпрямился, хватаясь за шпагу. Вскочив на лафет с кулевриной, он спрыгнул, с размаху поражая пушкаря. Двое с палашами наголо шагнули к нему, но тут прогрохотали выстрелы — мушкетёры из обстрелянного барака давали сдачи.
Трое уцелевших пушкарей, убедившись, что перевес не на их стороне, решили дать дёру, но подбежавший Акимов выстрелил, перебивая ногу беглецу, мчавшемуся впереди всех. С диким криком кулевринёр повалился, а тут и второй подстреленный шлёпнулся рядом, и стали они орать уже дуэтом.
Сухов, глядя, как почесали к холмам де Террид и Пончик, не стал устраивать погоню — справятся и без него.
Быстро подойдя к поверженной паре, он уткнул кончик шпаги в шею тому, что был постарше и понебритей.
— Кто вас послал? — обратился к нему Олег.
Скуля от боли и загнанно дыша, пушкарь всё же пылал ненавистью.
— Гори ты в аду, проклятый папист! — прохрипел он.
— Гори сам.
Сухов вонзил клинок на глубину ладони. Выдернув шпагу, он приставил окровавленное остриё к глотке канонира помоложе.
Тот, в ужасе пуча глаза, даже вопроса дожидаться не стал, сразу раскололся:
— Н-нас п-послал… м-милорд Б-б…
— Ну? — Шпага сильнее надавила на горло поверженного.
— Это милорд Бу-букинкан! Это он нам приказал!
— Герцог Бэкингем?
— Да, да! В-вот…
Трясущейся рукой он достал из загашника мятые листки.
Олег с удивлением разглядел на одном из них свой собственный портрет. На другом был изображен Пончик. На третьем — Акимов.
— Жербье! — сказал Быков, заглядывая Олегу через плечо. — Этот хренов живописец сдал нас Холланду, а лорд всё передал герцогу!
— Тот сделал выводы, — мрачно кивнул Пончик. — Угу…
— И, конечно же, принял меры, — закончил мысль Виктор. — Шикарно.
Сухов усмехнулся.
— Не смог, гомосятина, до Ришелье добраться, так решил отыграться на нас. Что там, Понч? Все целы?
— Луи убило, — вздохнул Шурик, — который Л’Онуа. Сразу насмерть. Напополам… Угу.
Возбуждённые мушкетёры возвратились, ведя под уздцы коней, захваченных у пушкарей.
— Что это было? — крикнул Жерар-Туссен.
— Месть, — криво усмехнулся Олег.
Послышался топот копыт, и лощиной между холмов проскакали всадники. Впереди спешил лейтенант де Лавернь.
— Кто стрелял? — закричал он, привставая на стременах.
Мушкетёры расступились, позволяя разглядеть позицию с тремя кулевринами и трупами убитых.
— Мы тут допросили одного, господин лейтенант, — проговорил Сухов. — Он признался, что послан герцогом Бэкингемом. И показал вот это.
Олег передал де Лаверню портреты. Тот, с недоумением рассмотрев их, протянул обратно:
— Недурно, весьма недурно… Насколько я понимаю, господин корнет, эта канонада — эхо недавних ваших дел? О сути их я не спрашиваю…
— Да ничего особо секретного, — усмехнулся Сухов. — Мы всеми способами мешали графу Холланду вывести эскадру и доставить подкрепление Бэкингему. Надо полагать, его светлости донесли подробности, и он сильно на нас обиделся.
Лейтенант хохотнул и снова нахмурился.
— Чёртовы гугеноты, — пробурчал он. — Ведь этих… стрелков видели и вчера, и сегодня. Ребята с Сен-Жерве приняли их за тех несчастных, коих Гитон отпустил на свободу, а наши аркебузиры даже помогали этим головорезам вывозить пушки на позицию! Они посчитали, что это свои!
— А всё потому, — проговорил вполголоса Быков, — что развели в армии бардак.
— Согласен с вами, коллега, — церемонно сказал Акимов.
Подъехавшие канониры тем временем понукали упряжки лошадей, и те, напрягаясь и приседая на задние ноги, выволакивали кулеврины.
— Отбой тревоги, — сказал Олег. — Барак не сгорел хоть?
— Потушили! — успокоил его Анри Матье. — Вот только печь надо будет заново перекладывать и крышу чинить. И стену.
Сухов засмеялся.
— И соломы насобирать! — подхватил он. — Ладно, поехали!
И они поехали.
Глава 23,
в которой Олегу начинают докучать
Барак отстроили быстро, буквально за день.
Мимо расположения как раз проходила дорога, по которой гремели подводы, доставлявшие лес для строительства дамбы.